Читать книгу "Очаровательное самоубийство в кругу друзей - Арто Паасилинна"

Утриайнен стоял на том, что рекламу надо запретить во всем мире, ведь она стоит гораздо дороже, чем оружие, и народу истребляет больше. По этому показателю Финляндия заняла бы первое место.

Полковник Кемпайнен и проректор Пуусари отправились обедать в старый город, в ресторанчик «Аффелькаммери», где подавали традиционные блюда. «В свое время здесь выпивал маршал Маннергейм по дороге в Цюрих», — рассказал хозяин кабака, услышав, что парочка приехала из Финляндии. Маннергейм, оказывается, был разбитной парень. Выпивши, любил показать свою мощь: он подпрыгивал и повисал на самой высокой балке. Но это было еще не все: потом он протискивался между балкой и крышей, в зазор каких-то полметра шириной, и спускался вниз с другой стороны. Редкий швейцарец мог повторить этот трюк: силы не хватало и живот застревал.

Полковник выпил несколько кружек отличного швейцарского пива «Фельдшлоссен» и, окрыленный, решил испытать свои силы на балке Маннергейма. Это и вправду оказалось серьезной «проверкой на вшивость», к тому же форма стесняла его движения. Он приложил все силы, чтобы протиснуться в лазейку Маннергейма. Помогло упрямство. Вернувшись к столу под общие аплодисменты, он испытывал чувство глубокого мужского счастья с примесью солдатской гордости. Хозяин «Аффелькаммери» преподнес герою кружку пива за счет ресторана.

В семь вечера самоубийцы снова были в сборе. Стали думать, где бы переночевать. Все отели и ночлежки в округе захватили покупатели картофеля, поэтому решили просто поставить палатку в парке Плацпроменад, где сходятся реки Лиммат и Сихль-в самом центре, за вокзалом и национальным музеем. Полковник предварительно поинтересовался у полицейского, можно ли поставить в парке палатку. Тот ответил, что не имеет ничего против, если только финны осмелятся войти ночью в парк. Его самовольно захватили сотни местных наркоманов, которые приходят туда после обеда и бесчинствуют всю ночь. Полицейский посоветовал полковнику подыскать другое место для ночлега.

Поскольку других вариантов не было, палатку, белье и трофейные дрова из Вальсроде потащили через мост в Плацпроменад, в его северную часть, где реки, сливаясь, образуют широкое устье.

Там и разбили лагерь. Перед палаткой развели маленький костер.

К самодельному лагерю тут же подтянулось человек сто мужчин и женщин — жалких, нетвердо стоящих на ногах наркоманов. Они кричали, что никто из простых смертных не имеет права ступать на их территорию, и грозились всех поубивать. А трупы утром уберут полиция и ассенизаторы, вместе с трупами не дотянувших до утра наркоманов.

Финны ответили, что проехали всю Европу, от самой северной точки, и не собираются ночевать на улице, тем более что в парке есть свободное место. Они пообещали не беспокоить наркоманов, но те уже не способны были внимать разумным доводам. Тогда полковник и его друзья разозлились и сказали, что все они родом из Финляндии. После этого толпа наркоманов заметно поредела, а остальным пришлось еще раз подумать, не уйти ли по-хорошему после рассказа о массовом избиении в Вальсроде. Для пущей убедительности Уула Лисманки раздал мужчинам окровавленные дрова.

Этот жест заставил наркоманских главарей сменить угрозы на извинения и позволить финнам ночевать здесь столько, сколько им заблагорассудится. Жертвы наркотиков объяснили свое враждебное поведение тем, что привыкли силой добывать деньги на «дурь», да и терять им уже нечего. Они обречены на смерть, у них нет будущего, одно лишь жалкое настоящее.

Финны в ответ сказали, что и у них дела обстоят не лучше. У них тоже нет будущего, поэтому они и решили совершить массовое самоубийство в Швейцарских Альпах. Так что наркоманы зря рассказывали им жалостливые истории о смерти. Они, финны, разбираются в этом лучше, чем кто-либо.

В результате переговоров посреди Плацпромена-да провели демократическую границу, на одну сторону отступили жертвы наркотиков, на другую — тридцать три финских Анонимных Смертника. Наркоманы пообещали не покидать южную часть парка, но полковник все-таки выставил караул. Вахту по собственному желанию приняли оленевод Уула Лисманки и сухопутный капитан Микко Хейкинен, который на ночь специально припас пару бутылочек белого вина. Уула, чтоб убить время, вытащил колоду карт и соленую корюшку на случай голода.

Ночью с реки поднялся влажный туман; его клочья красиво кружили и таяли в свете фонарей и костра. По ту сторону демократической границы стоял гул, но на территорию финского лагеря никто ступить не решался.

Уула Лисманки и Микко Хейкинен затеяли игру в покер и секу. Вначале играли на деньги. Когда сухопутный капитан проиграл все наличные, он предложил поднять ставки. Микко по обыкновению был пьян, да и Уула не то чтобы трезв, так что оба жаждали «продолжения банкета». Хейкинен хотел поставить на кон всю компанию, похрапывавшую в палатке, или по крайней мере наименее ценных членов группы. Игра перестала быть невинной забавой.

— Сыграем на их души!

Решили, что сухопутный капитан возьмет себе тех, кто родился южнее Исалме. Северяне принадлежали Ууле.

Всю ночь сухопутный капитан и оленевод бились в карты у костра, окутанного дымкой. Они, словно два черта, сидели на краю черной реки, глаза горели дьявольским огнем. Из палатки доносился храп ничего не подозревавших заложников игры. Издалека, со стороны национального музея, слышались отголоски драки, рев несчастных, погруженных во власть видений, и предсмертные стоны.

Но игра продолжалась. Уула Лисманки проиграл сухопутному капитану сначала душу фабричной рабочей из Хаукипутаала, потом — душу пограничника Ряясейкконена из Кемиярви и, наконец, — автоторговца Лямся и еще нескольких северян. Под утро счастье все-таки улыбнулось ему, и сухопутному капитану пришлось выкладывать одну душу за другой. Среди них был кузнец Лааманен из Париккала, фельдфебель в отставке Корванен, преподаватель домоводства Таа-витсайнен и инженер на пенсии Хаутала. Хейкинен вынудил противника поставить на кон Хауталу, но через час хитрый оленевод отыграл «свои» души.

Однако в последний момент Хейкинену все-таки повезло, он выложил подряд шестерку, восьмерку, девятку… и поставил на кон Релонена. А когда Уула выкинул на стол душу Лямся и ранее выигранной Аулик-ки Грандштедт, Хейкинен поднял ставки и бросил в огонь душу самого полковника Кемпайнена. Ууле время от времени везло-десять пар и один туз. Раздали предпоследние карты.

— Ты со мной не блефуй, оленекастратель,[19]— злился сухопутный капитан, в мерцающем ночном свете вытаскивая решающую карту. Это была шестерка пик-то, что нужно! Хейкинен поставил на кон самую дорогую душу, проректора Пуусари, и победно уставился на противника.

Уула Лисманки тут же побил проректора Пуусари Релоненом и Тенхо Утриайненом, Тайсто Ряясейкко-неном и парой южанок — их души он выиграл уже после полуночи.

У капитана души закончились, но он был уверен в победе и спросил Уулу, можно ли ему поставить свою собственную душу. Оленеводу идея понравилась: собственная душа, конечно, самая высокая ставка, и нет такой игры, чтобы была ее достойна.