Читать книгу "Продавщица: Назад в пятидесятые - Анна Наумова"

в стаканчиках по двадцать копеек, газировка по три, а с сиропом - по пять, тошнотики...

- Тошнотики? Какие тошнотики? - я изумилась.

- Жареные пирожки: с ливером за пять, с рыбой - за четыре копейки.

- А стилягой ты в Москве стал? - поинтересовалась я.

- Нет, - хитро улыбнулся кавалер, и я в очередной раз восхитилилась, какая же у него обворожительная улыбка, - еще дома.

- Дома? - недоверчиво переспросила я.

- Ага. Тогда вообще с одеждой плохо было. У нас все на толкучке одевались. Ватные куртки строченые с глубокими карманами для семечек, шарф длинный, обувь - дерматиновые сапоги - так и выглядел обычный житель Тюмени. Ну а я был среди тех, кто хотел ярко одеваться. Правда, купить себе смог только "лодочки". Несколько месяцев копил. Триста рублей они стоили! Я туда сухую бересту еще клал, для скрипа. Казалось, что так я - самый модный.

- А еще что носили стиляги у вас? - меня так и распирало от любопытства.

- Да ничего особо, - пожал плечами Ваня. - узкие брюки, такие же, какие ты на наших парнях видела, цветные узкие галстуки. Пацаны бакенбарды отращивали. А, еще, помню рубашки белые по шесть рублей покупали и сами красили. В Тюмени у нас стилягами были в основном ребята из училища физвоспитания, с которыми я дружил. Танцевали твист, буги-вуги, ну, в общем, все, что ты теперь знаешь...

- А ловили? - продолжала я расспросы. Не знаю даже, почему, но мне с Ваней было безумно интересно. Шагая рядом с ним по заснеженному проспекту к метро, я думала только об одном: хоть бы этот вечер никогда не заканчивался!

- Не без этого, - кивнул мой рыцарь. - Как и тут, бригады с повязками ходили. Местные комсомольцы активничали. Выходили на дежурство. Если брюки узкие, распарывали прямо на танцплощадке, никого не стесняясь. Ужасно это было, конечно. На тебя девушка смотрит, а тебе штаны рвут. А если прическа была не по форме - то забирали в сторожку на улице Герцена и там машинкой дорожку ото лба до затылка - вжих! И иди домой. Представляешь, позор какой! Я, если честно, до сих пор не понимаю, чем мы так не нравимся этим бригадам. Они и в Москве есть, сама видишь... Не хулиганим, против власти не выступаем...

- Позор не вам, а им! - возмущенно сказала я. - Нельзя так обращаться с людьми, которые просто одеваются по-другому и слушают другую музыку. Вы же не делаете ничего плохого. Вы просто любите жизнь во всех ее красках и проявлениях!

- Хорошая ты, душевная, - Ваня с удивлением посмотрел на меня и обнял меня покрепче. - Говоришь мало, но всегда в точку. И мудрая ты очень, как будто тебе не восемнадцать, а намного больше. Знаешь, мне иногда кажется, что ты вообще из другого мира. Прилетела с какой-то планеты к нам в гости...

"Тебе не кажется", - мрачно подумала я, но не стала ничего говорить. Я уже решила для себя: будь, что будет.

- Бродвей, кстати, у нас тоже был, - вспомнил Ваня, - начинался по нечетной стороне улицы Республики. Вот там мы, собственно, и обитали. А сейчас - на улице Горького. Везде, где есть стиляги, есть свой Бродвей. Ладно, - он посмотрел на часы, - пойдем, посажу тебя на автобус. А мне пора в метро! Вон, кстати, идет! Пока! - и, поцеловав меня, Ваня быстро зашагал к эскалаторам.

Громыхающий автобус подъехал к остановке. Вместе с толпой таких же загулявших допоздна парней и девушек, мужчин и женщин я втиснулась в него и, прижавшись лбом к стеклу, помахала Ване. Какой же он у меня славный и замечательный, не то, что этот...

Я с презрением и даже какой-то жалостью подумала о Лидином ухажере. Вот же мерзкий хлыщ! Нет, во чтобы то ни стало надо открыть ей глаза. И сделаю я это сегодня же вечером.

Глава 15. Сон

В общежитие я успела вовремя - за целых полчаса до закрытия. Строгая вахтерша Зинаида Петровна даже еще не начинала греметь ключами. Однако я не забыла про ритуал, который соблюдали многие девочки, приходящие поздно - положила на стол перед вахтершей пирожок, купленный у метро. После Ваниных рассказов про вкуснейшие пирожки с ливером, которые он покупал в своей родной Тюмени, будучи еще школьником, мне вдруг тоже захотелось попробовать эти самые "тошнотики". Поэтому перед тем, как сесть в метро, я купила у торгующей женщины целых три горячих пирожка, завернутых в коричневую бумагу. Пирожки на удивление оказались просто изумительно вкусными. Два из них я тут же с удовольствием уплела, а оставшимся - угостила Зинаиду Петровну. Та едва посмотрела на меня поверх очков в роговой оправе, кивнула и продолжила считать петли - она вязала шарфик с разноцветными узорами.

- Внучке вяжу, - сказала она, обратив внимание, что я рассматриваю шарф. - В седьмой класс она у меня пошла. А паренек-то твой где?

- Какой паренек? - попыталась я сделать вид, что ничего не понимаю. Правда, вышло у меня это, прямо скажем, не очень удачно. Я почувствовала, как мои щеки становятся пунцовыми от смущения.

- Какой-какой паренек? Обычный, с руками и ногами, - передразнила меня вахтерша. Вдруг она отложила вязание в сторону и поманила меня к себе кривым узловатым пальцем. - Поди сюда, Дашутка, чего скажу.

Удивленная таким ласковым обращением, я подошла поближе и наклонилась к столу, за которым сидела Зинаида Петровна. С чего это вдруг я стала для нее "Дашуткой"? Обычно нас с Лидой она звала строго по фамилии, и только покладистая и добропорядочная Вера, никогда не нарушающая правил, иногда удостаивалась от нее ласкового обращения "Веруся". Вера, надо отдать должное, никогда не отказывала вахтерше в помощи: помогала донести тяжелые сумки, распутать шерсть и т.д.

- Ты, девка, вот что подружайке своей скажи, - заговорщическим шепотом начала говорить Зинаида Петровна, - пусть она своего попугая холеного бросает. Не пара он ей. Так и скажи: гад он ползучий, проныра эдакий, еще похуже нашего Юрца, от которого тезка моя, Зина, родила.

- Какого попугая? - я продолжала деланно хлопать глазками. Да уж, актриса из меня никудышная, и пожилая опытная женщина, конечно же, раскусила меня на раз-два. Сколько она тут работает? Кажется, еще до войны начала. И таких, как я, дурочек-снегурочек, просечь