Читать книгу "Морально безнравственные - Вероника Ланцет"

крайней мере, бессознательно. Я смотрю на ее лицо, такое спокойное и такое душераздирающе невинное. Проведя рукой по ее щеке, я ловлю прядь и убираю ее назад.

— Мммм, — срывается с ее губ еще один звук, когда она зарывается лицом глубже в ложбинку моей шеи, маленькие щекочущие движения убеждают, что, хотя я и хочу спать, другая часть меня не спит.

Черт!

Если она будет продолжать в том же духе, то я не скоро засну, и, возможно, придется посетить туалет.

Ее губы раздвигаются, и мой взгляд притягивается к ее розовому рту, мысль о том, что он обхватывает мой член, заставляет меня стонать.

Это не работает.

Почему я решил, что делить постель — хорошая идея? Это не первый раз, когда у меня такая реакция на нее, так что я, должно быть, просто жаждал «наказания». И синие яйца будут постоянным блюдом в меню.

Я закрываю глаза и считаю до десяти.

Аллегра поднимает лицо, проводя носом по моим ключицам, пока не доходит до шеи. Я смотрю на нее сверху вниз, и меня встречают ее широко раскрытые глаза.

Она отшатывается назад, словно ошпаренная, на ее лице выражение отвращения.

— Я попросила тебя об одном, — начинает она, напряжение излучают ее черты, — только об одном.

— О чем ты говоришь?

Я хмурюсь. Что я сделал на этот раз? Это она приставала ко мне во сне. Мне едва удалось удержать свои руки при себе, и все равно, я виновен.

— От тебя воняет той шлюхой, которую ты только что оставил. У тебя даже не хватило порядочности принять душ, прежде чем забраться в постель ко мне, своей жене? — она повышает голос, ее маленькие ручки сжаты в кулачки.

— Она не шлюха, — отвечаю я, не собираясь упускать из виду оскорбление в адрес мамы Марго.

— Она точно так пахнет, — насмехается она, наклоняя голову набок и скрещивая руки на груди.

— Ах, маленькая тигрица, ревнуешь? Я думал, у меня есть твое благословение. — Теперь меня это забавляет, и я поворачиваюсь на бок, опираясь головой на локоть и наблюдая, как из нее выплескивается негодование.

— Да, до тех пор, пока я не буду видеть, чувствовать запах или знать. Очевидно, она так измотала тебя, что ты даже не смог найти в себе силы принять душ, — она бормочет себе под нос, все еще не встречаясь с моими глазами.

— Любопытно? Хочешь, я покажу тебе, что ты упускаешь? — я дразню ее, придвигаясь ближе и позволяя своей руке блуждать по ее телу, кончики моих пальцев играют по изгибу ее обнаженного бедра. Ее кожа немедленно реагирует, и от моего прикосновения по ней бегут мурашки.

Должен признать, что мне слишком сильно нравится злить ее, поэтому, когда я вижу, что она так реагирует, я не могу не подтолкнуть ее еще больше.

— Прекрати это, — слова вырываются задыхающимся шепотом, лишенным всякой убедительности.

Двигая руку дальше вверх, поверх ночной рубашки, которая на ней надета, я позволил ей ненадолго задержаться на стыке ее бедер, мой взгляд сосредоточен на выражении ее лица. Ее глаза расширяются, и я ожидаю, что в любой момент она оттолкнет мою руку.

Но она этого не делает.

Мы оба смотрим друг другу в глаза, и все словно исчезает. У нее перехватывает дыхание, и мой взгляд опускается ниже, к ее груди, которая поднимается и опускается как в замедленной съемке, ее соски давят на путы халата. Энергия между нами накаляется до невыносимой интенсивности.

Ее ночная рубашка уже задралась на бедрах, трусики находятся на расстоянии одного прикосновения. Я не знаю, что на меня нашло. Это должно было быть просто игрой, но, когда я скольжу по поверхности ее киски, обнаруживаю, что не могу остановиться.

Она издает придушенный звук, когда мои пальцы опускаются ниже, касаясь ее клитора. Ее глаза почти закрываются, а губы приоткрываются от удивления. Двигаясь ниже, я нажимаю на ее вход, материал ее трусиков уже влажный от ее возбуждения.

Она мокрая.

Я отодвигаю ткань в сторону, бархатистое ощущение ее соков встречает мои пальцы и покрывает их чертовым медом. Я дразню ее вход, а затем снова нахожу ее клитор и нежно ласкаю его.

— Я… — Аллегра осекается, закрыв глаза и выгнув спину.

Она стонет, и этот звук — чистая музыка для моих ушей, но также и напоминающая какофонию, что отрезвляет мысли, когда я понимаю, что иду по дороге невозврата. Поэтому я делаю единственное, что могу.

Я открываю рот и все порчу.

— Да, вот так, — начинаю я, приближая свое лицо к ее лицу, моя рука все еще между ее ног. — Я трахал ее пальцами, пока она не стала умолять меня о члене, и только тогда я вошел в ее тугую киску. — Ее глаза распахиваются, когда приходит ясность моих грубых слов, звенящих в ее ушах. А я продолжаю: — Я трахад ее до последней капли спермы, и она и все еще умоляла о большем. Скажи мне, маленькая тигрица, ты тоже будешь умолять меня трахнуть тебя? Если ты скажешь пожалуйста, я, возможно.... — она разжала руки и оттолкнула меня от себя. Ее губы кривятся в отвращении, и громкая пощечина обрушивается на мою щеку.

— Вон! Убирайся к черту и подальше от меня, ты, гребаный засранец! Может, эти шлюхи, которые, похоже, так любят твой член, дадут тебе место для ночлега! — кричит она на меня, толкая меня ногами, пока я не падаю с кровати.

Что ж... Миссия выполнена.

Я прикусываю язык, чтобы не проболтаться о других своих мыслях — о том, как огонь в ее глазах или то, как она готова бороться со мной до последнего, только делает мой член тверже, а потребность прижать ее к себе и показать ей, что именно мы оба упускаем, почти непреодолима.

Но я не могу.

Не тогда, когда я годами работал над тем, чтобы держать себя в руках, не позволять своим низменным инстинктам управлять собой. И поэтому, чтобы избежать дальнейшего искушения, я ухожу. Я собираю свои вещи и иду в свободную спальню напротив.

Закрыв за собой дверь, бросаю одежду в угол и позволяю себе упасть на кровать.

— Боже! — простонал я вслух от собственной глупости. Потому что я сам виноват в том, что зашел слишком далеко, в том, что слишком наслаждался игрой.

Даже не задумываясь, я