Читать книгу "Семь чудес - Стивен Сейлор"

познакомлю. Уверяю тебя, Экзагентус довольно приятный человек. И он по праву славится тем, что накрывает роскошные столы. Не знаю, как у тебя, а у меня сегодняшние утренние события пробудили аппетит.

                                                                                                                                  * * *

Из многочисленных событий, которые мы посетили за пять дней Олимпиады, мои воспоминания размылись. Мы увидели гонки на колесницах, скачки на лошадях, а также забег гоплитов в доспехах, громоздкое, лязгающее зрелище, которое показалось мне скорее комичным, чем страшным. Было что-то под названием пятиборье, которое включало в себя метание диска и копья, а также прыжки, бег и борьбу. Я утомился просто смотреть на это. Среди финальных мероприятий были поединки по борьбе, кулачному бою и брутальному панкратиону. Помимо этих официальных мероприятий, были показательные соревнования для мальчиков, еще не достигших возраста, чтобы посостязаться, а по вечерам было много питья и пиршеств, включая заклание сотни волов на Большом алтаре Зевса перед его храмом.

Антипатр настаивал на том, чтобы посетить все мероприятия, и все они ему очень нравились. Его восторг от панкратиона показался мне особенно ироничным. Этот человек, посвятивший свою жизнь сочинению прекрасных стихов, стремящийся передать словами самые тонкие чувства и неуловимые состояния ума, превратился в кричащего, топающего ногами, ревущего маньяка вместе со своими собратьями-греками при виде двух мужчины валяющихся в грязи, бьющих друг друга по лицу кулаками и кусая друг друга за самые нежные места. Панкратион позволял даже душить, и во время одного из первых поединков Протофана мне показалось, что мы вот-вот увидим, как он на наших глазах задушит своего противника до смерти. При виде ярко-красного лица бедняги, высунутого языка и выпученных глаз слезы радости потекли по щекам Антипатра.

Глядя на поведение Антипатра на олимпиаде, я понял, что, хотя я знал его большую часть своей жизни, мой старый учитель в некотором роде оставался для меня загадкой.

Когда со всеми ударами, тычками, хрустом костей, сгибанием рук и общим беспределом, наконец, было покончено, Протофан вышел победителем в панкратионе. Его лицо было окровавлено, один глаз опух, и все тело было покрыто царапинами и синяками, но его улыбка была ярче, чем когда-либо, когда он принимал венок победителя за свои вторые Игры, ведь он не только выиграл панкратион, но и схватку по борьбе, подвиг, который взволновал Антипатра.

— Геркулес был первым, кто выиграл и в борьбе, и в панкратионе, — говорил он, — и за все сотни лет, прошедших с тех пор, только трое других сделали то же самое. Теперь Протофан — четвертый. Его слава переживет всех нас!

— Даже слава Антипатра Сидонского, учитель?

Антипатр вздохнул: — Что такое достижение простого поэта по сравнению с достижением олимпийского победителя?

К его чести, Протофан был великодушен в победе. После церемонии закрытия и процессии, в которой победителей осыпали листьями, он отыскал меня в толпе.

— Гордиан! Что ты думаешь об Играх?

— Изнурительно, — сказал я.

— Верно! Но для тех из нас, кто выигрывает, это стоит огромных усилий.

— Я уверен. Но можно я буду откровенен? Так называемый дух Игр ускользает от меня. Вокруг идеалов спортивного мастерства, дисциплины, благочестия и честной игры поднимается столько шума, а сами состязания кажутся мне потными, лихорадочными, жестокими и бессмысленными. То, что преподносится в виде почестей спорта, на самом деле бурлит политикой и интригами; мы даже стали свидетелями убийства! И негласное напряжение между греческой гордостью и римской гегемонией бросает тень на все. Это заставляет меня задуматься о временах, в которые мы живем по принципу ... «O tempora! О нравы!» — как говорит мой отец на нашей родной латыни.

Протофан непонимающе посмотрел на меня. Где-то по дороге я его потерял.

— Полагаю, ты сейчас отправишься на банкет победителей, — сказал Антипатр, вздыхая при мысли о том, что все победители соберутся вместе, а он этого не увидит.

— Да, и какой это будет праздник! Но прежде чем я уйду, я хотел погасить долг.

— Долг? Какой долг?  — спросил я.

— Тебе, Гордиан. Если бы меня обвинили в смерти циника, мне бы никогда не разрешили принести присягу. И ты позаботился об этом! Отцы города Магнезии обещали быть очень щедрыми ко мне, вдвойне щедрыми, так как я привезу домой не один, а два олимпийских венка. Он протянул кожаный мешочек. — Это деньги, которые я привез с собой, но теперь они мне не понадобятся: богачи будут драться друг с другом за то, чтобы обеспечить меня жильем и оплатить обеды на всем моем пути домой. Поэтому я хочу, чтобы ты взял их.

И он сунул мне в руки довольно тяжелый мешок с деньгами.

— Но я не могу…

— Не скромничай, Гордиан. Цинизм в этой жизни никуда не годится, равно как и скромность. Но если ты прислушаешься к моему совету, ты пожертвуешь любую часть, которую сможешь себе позволить, храму Зевса. Это Зевс делает все возможным. Зевс дал мне победу, и я не сомневаюсь, что именно Зевс открыл тебе глаза на правду о смерти циника. А теперь мне пора идти. Счастливых вам путешествий! Если ты когда-нибудь будешь в Магнезии, найди меня.

— Какой отличный парень! — прошептал Антипатр, глядя, как он уходит. — И как тебе повезло, Гордиан. Ты должен прислушаться к его совету и пожертвовать каждую драхму Зевсу.

Я нахмурился: — Возможно, большую часть, но уж точно не все драхмы.

— Но на что бы ты их потратил? Я видел тебя на рынке. Тебе нет дела до всех безделушек и сувениров, которые там продаются.

— Ну, я, вообще то, присмотрел парочку подходящих вещиц, — сказал я, вспомнив блондина и брюнетку, которые неторопливо проходили мимо в наш первый день, высокие, как амазонки, и одетые в хитоны, тоньше, чем паутина. Я задался вопросом, а до сих пор ли они в Олимпии.

V. Интерлюдия в Коринфе: Проклятие ведьмы

В нашем путешествии, с целью увидеть Семь Чудес, мы с Антипатром повидали еще много всего на своем пути. Как поэт да еще и грек Антипатр хотел отдать дань уважения своим великим предшественникам, поэтому мы остановились на Лесбосе, чтобы посетить гробницу Сафо, и на Иосе, чтобы увидеть, где похоронен Гомер. (Если бы мы захотели увидеть, где родился Гомер, нам пришлось бы останавливаться почти на каждом острове в Эгейском море, поскольку почти все они претендовали на эту честь.)

Мы