Читать книгу "Не грози Дубровскому! Том Х - Антон Панарин"

накатила неимоверная слабость.

Я открыл дверь и вошел в спальню. Юлия сидела за рабочим столом и, услышав что я вернулся, улыбнулась, а когда повернулась в мою сторону, то в её глазах промелькнула тревога. Стремительно слабеющими ногами я сделал ещё пару шагов в сторону кровати и, оступившись, рухнул на пол, потеряв сознание.

Снилось мне прекрасное далёко. Дубровка стала достоянием общественности, а по совместительству — туристическим центром всего мира. А как иначе? Ведь здесь собрались десятки различных народов и сделали архитектуру города ни на что не похожей.

Технологичные здания Фозота, строгая архитектура Гистуса, огромные шатры айнарцев и монголов. А ещё десятки и даже сотни кафе и ресторанов, в каждом из которых готовили невиданные ранее изысканные блюда. Когда я открыл глаза, то первым делом почувствовал, как по подбородку течёт что-то тёплое и жирное. Юлия пыталась покормить меня с ложечки.

— Виктор! Ты пришел в себя! — взвизгнула девушка от радости, тут же отставила тарелку с супом и вытерла меня полотенцем.

Я же моргал тяжёлыми веками и чувствовал, что голова не то что чугунная, она железобетонная и весит не меньше десятка тонн.

— Я долго спал? — спросил я, вдруг ощутив, что невероятно хочу есть. Нет, не так. Невероятно хочу жрать!!!

— Трое суток. Евдакия ставила тебе капельницы. Мы даже пригласили Льва, чтобы он использовал на тебе магию исцеления. Но это не особо помогло.

Я почувствовал, что между зубов что-то застряло. Ковырнув ногтем, вытащил кусок до боли знакомой травы.

— Квазар пытался исцелить меня квакштуньей?

— Да, я не успела его отогнать, — пожаловалась Юлия. — Он засунул тебе в рот пучок травы и стал дёргать тебя за нижнюю челюсть, пытаясь пережевать зелень. Пришлось звать Антипа. Только он смог выпроводить лягушонка. Но к тому моменту ты уже съел пару пучков.

— Вот же пупырчатый, — усмехнулся я. — А я чувствую, во рту какой-то привкус странный. — Юль, если ты не против, то позже поболтаем, а пока дай сюда тарелочку и попроси Ярославу приготовить поесть.

— Да, конечно, — кивнула Мышкина и передала мне всё ещё тёплый супец. Наваристый! С золотистыми жирными пятнами, плавающими сверху и разваренной картошкой. Курочка тоже имелась, но её мелко порезали, видать, чтобы можно было глотать не жуя. — А что именно нужно приготовить? — спросила Юля, остановившись в дверях.

— Всё! Если вы меня не накормите, то я сожру сначала Квазара, а потом примусь и за остальных. Говорят, лягушачьи лапки на вкус как нежная курятина, — улыбнулся я.

Юля захихикала и убежала.

Да, не слабо меня накрыло. На три дня я не отрубался уже давно. Да и раньше-то отключался нечасто. Нет, в Руиндаре, конечно, бывало. Как-то зашел в кабак, а там мой дружище, гном Браги, выпивал. «Браги» — это кличка такая. Дали за то, что он очень уважал брагу.

Так вот, зацепились мы с ним языками и пошла попойка, не на жизнь, а насмерть. История за историей, кружка за кружкой. Так и скоротали ночь. И, вроде, день настал, трактирщик нас хотел выгнать, но гном на то и гном, что таскал с собой золотишко. Высыпал пару монет на стол, и хозяин таверны подобрел.

В итоге попойка продолжалась ещё четыре дня. Приходили новые люди, эльфы, орки и все как один падали под стол, перебрав спиртного. А мы с Браги были теми ещё жуликами. Гномов алкоголь слабо берёт, а я, как маг природы, мог во время возлияний очищать кровь от продуктов распада и убирать интоксикацию.

Правда даже я не рассчитал сил. В итоге к концу пятого дня, истории у нас так и не закончились, а вот мана у меня иссякла. И выпитое за пять суток дало о себе знать. Я блевал дальше, чем видит Клювик. А видит он очень далеко.

Когда организм очистился, я впал в забытье на трое суток. Эх, прекрасное было время. Нет, я, конечно, не скучаю о попойках, а вот о Браги — да. Отличный был гном, а какие артефакты делал…

Погруженный в мысли, я сам не заметил, как доел чашку супа. И даже не понял, вкусный ли он был. А Юли всё нет. А есть хочется так, что аж живот сводит. Зараза! Персиком перекусить, что ли? Я потянулся к мане и-и-и… Хрен мне по всей морде. Не чувствую потоков. Это что за выверт?

Закрыв глаза, я погрузился в медитативное состояние и стал изучать собственное состояние. Ага, сильное истощение тела, это понятно, три дня без еды как никак. Каналы маны целы, это отличная новость.

А вот и причина, почему я не могу использовать ману. Ядро маны тоже получило сильное истощение и сейчас вся мана, поступающая в тело, тут же потреблялась ядром для жизнеобеспечения и восстановления полученных травм. Судя по всему, ядро восстановило пострадавшие каналы, а теперь пытается не дать мне умереть с голодухи.

Что ж, всё что я могу делать, так это отдыхать и дать возможность ядру заполниться маной. После этого возможность колдовать вернётся. По крайней мере, я на это надеюсь.

Поднявшись с кровати, я обнаружил на себе костюм, перепачканный кровью, а ещё от него нестерпимо разило потом. Впрочем, как и от меня. Сбросив тряпки, обмылся под ледяным душем и почувствовал, что в голове наконец прояснилось. Браги, сукин сын. Он любил после попойки отмокать в ледниковых озёрах. Мир твоему праху, дружище. Пойду помяну тебя ледяной стопочкой, которую закушу стряпнёй Ярославы.

Спустившись в столовую я, не обращая ни на кого внимания и не вступая в лишние разговоры, плюхнулся на лавку и принялся орудовать вилкой. На столе стояла огромная сковорода с картошкой и шкварками. Ярослава что-то говорила, но за звоном вилки я её не слышал. Только сказал с набитым ртом:

— Фтопку мне коньяфьку или фодки налей, пофалуфта, — и принялся уничтожать остальные блюда, которые стояли на столе.

Салатики, три штуки, пара стейков, курица фаршированная вчерашняя, пирог с капустой, пирожки с клубникой и малиной. Морс, огромный кусок торта. Оглядев поле брани, я возмущённо спросил:

— И это всё?

Ярослава вместе с Юлей расхохотались.

— Виктор Игоревич, ты как с голодного края, — хохотнула Яшка.

— Я оттуда и прибыл. Так что насчёт добавки?

— Если подождёшь полчасика, то рыбка подойдёт. А пока предложить нечего, — развела руками Ярослава.

— Вить, хочешь я в Иркутск побыстрому телепортируюсь и куплю что-нибудь? — сочувственно