Читать книгу "История Франции. Франция сквозь века - Генриетта Гизо"

нанесет поражение принцу Конти на Рейне. Затем они назначат друг другу встречу в Париже. «Я буду там или я съем свои сапоги!», – говорил сын английского короля со своей обычной грубостью. Мориц Саксонский, когда ему передали эти слова, усмехнулся и произнес:

«Этот англичанин напоминает мне гасконца. Что ж, если он собирается съесть свои сапоги, мы охотно их для него приготовим».

Король находился в дороге, когда, согласно приказу, маршал Саксонский прислал к нему гонца предупредить, что время не терпит. Покинув Версаль 5 мая с такой поспешностью, что королеву даже не успели предупредить об отъезде ее царственного супруга, Людовик примчался в Дуэ вечером 7 мая, сделав по пути всего одну остановку в Компьене.

На следующий день на заре король уже был в седле, оставив еще немного поспать дофина, который вскоре должен был к нему присоединиться.

Не успел король приехать в лагерь, как до него дош ли слухи о том, что многие офицеры возражают против планов маршала. Особое недовольство вызывала слишком долгая осада Турне. Она не позволяла части армии двинуться с места, и, в случае поражения, река за спиной у французов преградила бы им путь к отступлению. Тем более, добавляли некоторые, что Турне может освободиться от блокады, если неприятель нанесет внезапный удар и отрежет французские войска от основной армии. Несколько печальных происшествий во время осады Турне так же послужили темой для обвинений в адрес командования.

Мориц Саксонский

«Он дряхлеет», – говорили приближенные короля о маршале, который сопровождал Людовика, сидя в маленькой плетеной повозке из ивы, поскольку ездить верхом было для него невыносимо утомительно. Его оплывшее лицо, его толстые стеганые камзолы из тафты, напоминавшие старинные фламандские латы, вызывали смех у придворных, щеголявших в сверкающих доспехах.

Короля не обманули эти недоброжелательные выпады. Он сразу же понял объяснения, которые давал ему великий полководец. «Господин маршал, – громко сказал Людовик, закончив объезжать войска, – когда я поручил вам командовать моей армией, то имел в виду, что вам будут подчиняться все без исключения, и сам приехал подать в этом пример». Больше никто не осмеливался шептаться за спиной у маршала, и пошатнувшаяся было дисциплина в армии восстановилась.

Мориц Саксонский не ошибся в своих расчетах: неприятель появился на дороге со стороны Монса. Король объявил, что намерен весь следующий день с самого утра неотлучно находиться рядом с маршалом, во главе армии. Министр иностранных дел господин д’Аржансон написал в тот вечер Вольтеру: «Никогда я не видел, чтобы человек в подобных обстоятельствах был так весел, как наш повелитель. Мы обсуждали одну историческую тему: когда в последний раз французский монарх руководил сражением и выиграл его? Я уверяю вас, что храбрость не вредит здравому смыслу, а здравый смысл – памяти. После этого мы улеглись на соломе и проспали до зари, пока нас не разбудили гонцы и адъютанты». Маршал провел ночь возле лагеря, в колыбели, как он называл свою повозку из ивовых прутьев, наблюдая за последними приготовлениями к великой битве.

На равнине, отделявшей неприятеля от города Турне, куда так стремился Мориц Саксонский, между рекой Эско и большой рощей, называемой Баррийским лесом, он велел построить ряд укреплений, оснащенных пушками, а за ними разместил пехотные и кавалерийские войсковые части. Наблюдательным пунктом для короля выбрали небольшой холм, где стояла ветряная мельница с примыкающим к ней домом. Он отправился туда на рассвете, дав приказ своей личной охране следовать за ним по другой стороне моста. «Пусть они сразу перейдут мост следом за мной, – сказал он твердо и весело, потому что, перейдя его, я уже не вернусь обратно». И добавил, глядя на герцога Камберлендского, прибывшего накануне вечером и теперь занимавшего исходные позиции: «Никогда еще со времен Пуатье французский король не стоял лицом к лицу с англичанами, будем надеяться, что на этот раз все пройдет лучше».

Английский принц приказал одновременно атаковать три опорных пункта укреплений, в Антуане, Фонтенуа и в Баррийском лесу.

Голландцы должны были взять приступом Антуан, но не смогли долго выдерживать огонь французских войск, защищавших эту позицию, и батарей, расположенных на другом берегу Эско. Одна рота атакующих была полностью уничтожена, они отступили, укрывшись за небольшим холмом, и больше уже оттуда не показывались. Король и дофин приблизились к месту сражения, чтобы увидеть все своими глазами. Рядом с ними упало на землю и, не разорвавшись, замерло ядро. Король перегнулся через шею коня и, поддев снаряд и отбросив его в сторону дофина, сказал со смехом: «Отошлите его обратно тем людям, мне не нужно ничего из их имущества».

Все уже спешили поздравить маршала Саксонского с успешным началом сражения. «Не все еще сказано, господа, – ответил тот, – теперь дело за англичанами, они тяжелы на подъем». Герцог Камберлендский лично командовал взятием Фонтенуа. Прямо перед собой он видел маршала Саксонского, сидевшего в своей плетеной колыбели. Здесь и находился ключевой пункт и решающий участок битвы. Наблюдая за передвижением войск, отдавая приказы, Мориц Саксонский сосал свинцовую пулю, чтобы смочить слюной пересохшие от волнения и болезни губы.

Трижды англичане шли приступом на редут Фонтенуа, и трижды их сметал смертоносный огонь.

Было восемь часов утра, казалось, сражение союзниками уже проиграно, но тут по совету старого графа Кёнигсека герцог Камберлендский решился на такой опасный и смелый маневр, что маршал Саксонский, не предусмотрев вовремя такой возможности, не успел ему помешать. Вой ска союзников не сумели преодолеть редуты, но между укреплениями, защищавшими Фонтенуа и Баррийский лес, проходил широкий овраг с крутыми и неровными склонами, охраняемыми французскими войсками лишь с одной стороны. И в это пространство, не защищенное ни редутами, ни артиллерией, а только сложным рельефом, герцог Камберлендский направил целую колонну англичан; они тесно сомкнули ряды и шли вперед строевым шагом, несмотря на кочки и рытвины, по крутым склонам оврага, которые легко простреливались. Вместе с английскими солдатами, сохранявшими хладнокровие и бесстрашие под непрерывным огнем французских орудий, двигались и двенадцать пушек; их тащили на себе солдаты, и не раз во время этого ужасного марша носильщиков приходилось менять. Наконец, три английские колонны появились на краю оврага.

Два войска – французское и английское – оказались в полусотне шагов друг от друга. Офицеры, все самого высокого ранга, обменялись вежливыми приветствиями.

– Стреляйте же, господа, – предложил лорд Чарлз