Читать книгу "Собрание сочинений. Арфа и бокс. Рассказы - Виктор Голявкин"

– Этот ключ, – сказал он, – вот от этой двери. От так называемой оркестровой двери. Каждый день, за исключением дней занятий, ты вот этим ключом будешь открывать оркестровую дверь, садиться за арфу и упражняться, упражняться, до тех пор, пока струны не начнут двоиться. Только таким образом можно чего-то достичь. В противном же случае…

Он держал ключ в руке, а я смотрел на ключ.

– А потом вот этим же ключом ты закроешь оркестровую дверь.

Он все держал ключ.

Я хотел взять его, но он слегка отвел руку.

– Посредством этого ключа ты сможешь войти в таинственный мир звуков, мир музыки… Пусть это будет символ ключа скрипичного и басового…

– Пусть будет, – сказал я машинально, ни о чем таком не думая, а он как подначку воспринял.

– Ах так! – говорит и ключ, главное, мне не дает. Когда эта комедия прекратится?!

Ну, я стою, смотрю на него, жду, когда он мне все-таки даст ключ, а он заложил руки за спину и тоже стоит, на меня смотрит.

– За такие штучки знаешь что нужно делать?

– Бить морду, – сказал я сразу.

– Вот именно! – сказал он.

Я старался смотреть виновато, хотя ни в чем я не был виноват, это уж точно.

– Знаешь что, – сказал он, – хватит. Если ты решил заниматься – давай заниматься. Не хочешь заниматься – скажи отцу, что не хочешь заниматься.

Я решил? Да я тут ничего не решал ровным счетом. Да и он ведь об этом прекрасно знает, а говорит. Буду я еще отца расстраивать!

– Конечно, я решил заниматься, – сказал я.

– Наконец-то я слышу разумные речи, – сказал он.

Он отдал мне ключ.

Я сунул ключ в карман.

– Не потеряй! – сказал он.

– Никогда не потеряю, – сказал я.

Если бы так каждый день занятия проходили, можно было бы на эту арфу ходить. Чтоб родителей не расстраивать.

5

С ключом в кармане я себя особенно чувствовал. Все-таки как-никак, что там ни говорите, – ключ. От оперы. Ну, не от оперы, от оркестра, но все равно как бы от оперы. Только вот опера эта мне ни к чему. И арфа тоже. Надо же! Ключ есть. Свой. Ну, не свой, почти что, можно сказать, свой. А не нужен. Потому что от оперы. А опера мне совершенно не нужна. Обидно. Ключ в кармане. А словно его и нету.

Оперу я, наверное, никогда не пойму, до самой смерти. Некоторые говорят, что еще исправлюсь. Пройдет несколько лет, они со мной встретятся, и я буду до смерти любить оперу и многое другое, что я сейчас ненавижу. Арфу, например. Сколько кругом пророков и предсказателей, удивляешься только, почему они на завтра ничего не могут предсказать, если на целые годы предсказывают.

Я шел и ключ в кармане нащупывал.

Во дворе Ирку встретил. Ключ ей показал.

– Неужели, – говорит, – тебя на арфе учат? Не может быть, чтобы тебя на арфе учили! – и хохочет вовсю, как будто так уж смешно.

– Еще как учат, – говорю, – все мозги забили.

Показал я ей пропуск, так она после этого чуть мне на шею не кинулась. Умолять меня стала, чтоб я ее в оперу провел. Она там одного артиста хочет увидеть. Девчонки за этим артистом как сумасшедшие бегали. Цветы ему на сцену кидали, у подъезда его часами ждали. Один раз они даже к нему домой завалились. Пришли и говорят: «Мы к вам пришли». Он спрашивает: «По какому поводу?» А они ни по какому. Просто без всякого повода. Стоят и молчат. Артист им говорит: «Если вам ничего от меня не нужно, так вы, прошу вас, мне не мешайте, мне необходимо над образом работать». Они ему, дурочки, говорят: «Нам вас надо». Короче говоря, они все-таки к нему в комнату вбежали, какие-то карточки у него украли, еле-еле артист их выпроводил. Ирка мне сама рассказывала.

Вот она и хочет в оперу пойти, чтобы еще раз этого артиста вблизи посмотреть.

Пусть, думаю, идет, мне-то жалко, что ли, только навряд ли все-таки ее со мной пропустят по моему пропуску. Позор получится, если я ее не сумею провести!

Я с ней ни разу еще по улице не ходил, так только, во дворе встречались, она мне что-нибудь скажет, и я ей что-нибудь скажу, и смеемся. А чтобы вот так вместе по улице идти – ни разу не ходили.

Я шел, и мне казалось, все смотрят на нас. Мне хотелось ее под ручку взять, но я никак не решался. Никогда никого под ручку не брал, не приходилось. Вот бы, думаю, здорово, если бы она меня сама под ручку взяла. Она меня под ручку не взяла, и мы так шли до самой оперы. Я бы с ней так с утра до вечера ходил – провалиться мне на месте!

Мы около служебного входа остановились, и я ей говорю:

– Вот, возьми пропуск и проходи, будто это твой пропуск. В развернутом виде его показывай, а большой палец на карточке держи. И сама быстро иди, как будто так и надо, и меня во дворе жди.

Она говорит:

– А я не умею быстро ходить.

– Да не так чтобы быстро, – говорю, – а главное, смело.

Вдруг еще не согласится, у них ведь первое дело кривляться, я это давно заметил. Тем более она почувствовала: мне очень хочется, чтобы она со мной пошла.

Очень мне не хотелось, чтобы она от меня уходила!

Я ей говорю:

– Ты хочешь своего артиста увидеть или нет?

Она говорит:

– Хочу.

– Нечего тогда дурака валять! – Зло меня взяло. Я разные кривляния с трудом переношу. Терпения у меня не хватает.

Она сразу поняла, что я с ней возиться не буду, и говорит:

– Давай пропуск.

Схватила мой пропуск и пошла. Я постоял немного – может быть, обратно выйдет, но она не вышла, и я обежал вокруг оперы, место подыскивая, где бы мне лучше через забор перелезть.

Забор был каменный, я никак не мог залезть на него, все время срывался, а сердце у меня отчаянно стучало – она-то ведь ждет меня. Я подбежал запыхавшийся к парнишке и говорю:

– Будь добр, подсади меня, пожалуйста, очень важно!

Я так просил его, что он, ни слова не говоря, пошел со мной к забору и молча подсадил меня.

Я спрыгнул на ту сторону, все в порядке.

Ирка стояла посреди двора и крутила головой, а мимо нее несли какие-то декорации.

Я подбежал к ней, схватил ее за руку и потащил. Боялся, чтобы нас кто-нибудь не остановил.

Мы прошли в зал, в зале было темно, окна были завешаны шторами, и мы шли по проходу, между стульями, на ощупь. «Мы куда идем?» – шептала Ирка. «В оркестровую яму», – отвечал я. «А что там, в оркестровой яме?» – спрашивала она. «Арфа…» – отвечал я. «Зажги свет…» – шептала Ирка.

Я ее руку не отпускал, так ее за руку к оркестровой двери и привел. Стал открывать дверь, а ее руку все держу.