Читать книгу "Больная любовь. Как остановить домашнее насилие и освободиться от власти абьюзера - Джесс Хилл"

Основное утверждение феминистской теории гласит, что представители сильного пола, приверженные жестким гендерным стереотипам, более склонны к абьюзу. Такой взгляд на проблему сложился в результате многолетних наблюдений, научной работы, а также общения с жертвами насилия в приютах, больницах и в судах. Одно исследование за другим демонстрировали [29], что мужчина скорее применит насилие к партнерше, если:

а) его приучили, что гендерные роли в семье всегда четко распределены;

б) если он полагает, что мужчина самой природой поставлен выше женщины;

в) он чувствует, что его мужественность или авторитет под угрозой, особенно если женщины не выполняют ожидаемой роли.

Отстаивающие феминистскую теорию разработали четкую стратегию решения проблемы: сначала абьюзеры должны осознать, что происходит, и принять ответственность за свои поступки. Потом им следует задуматься о том, как представление о привилегированном статусе мужчины и о его праве на власть вписывается в более широкую – и разрушительную – патриархальную систему[68]. Карен Уилли, легендарный специалист по домашнему насилию, работавшая и с жертвами, и с их обидчиками более тридцати лет, кратко объяснила мне суть этой теории, когда я только приступала к изучению темы абьюза. Мы тогда сидели и болтали, и я очень заинтересовалась одним вопросом: «Почему мужчины все еще ведут себя таким образом?» Уиллис на это ответила: «Мы знаем, что те, кто применяет насилие к своим близким, поступают так не потому, что сошли с ума, и не потому, что не умеют справляться с гневом. Все дело в том, что у мужчин в руках сосредоточены сила и власть. Они привыкли причинять боль, унижать и подавлять, а также полагают, что им положено держать под контролем все, что происходит вокруг. Остальные члены семьи обязаны безоговорочно выполнять их распоряжения, ублажать отца семейства при любых обстоятельствах и делать то, что он скажет». – «Но откуда они взяли, что у них есть это право? – не сдавалась я. – Откуда эта потребность в контроле?» Уиллис ответила не задумываясь: «О, да это старый добрый патриархат! Он является частью общественного устройства, при котором мужчинам принадлежат все властные полномочия, а женщины воспринимаются как граждане второго сорта. Надо сказать, что большинство мужчин всю свою жизнь ведут себя вполне этично по отношению к женщинам и детям. Однако есть те, кто считает, что патриархат дает им право использовать власть и контроль, и доминировать над другими… им кажется, что они находятся на вершине иерархии… а женщины и дети, то есть члены их семей, должны подчиняться».

Долгие десятилетия активисты призывали избавиться от вредного стереотипа, и в итоге их все-таки услышали большинство из тех, кто стоит у власти в Австралии, – от премьер-министра до шефа полиции. В отличие от США, где государственная политика сообразуется в основном с психопатологической теорией, австралийские правящие круги согласны в том, что домашнее насилие – это культурный феномен, возникающий из жестких гендерных норм и убежденности многих людей в неравенстве полов. Так, к примеру, осознание этого факта стоит за известным высказыванием премьер-министра Малколма Тернбулла: «Неуважение к женщинам не всегда приводит к насилию по отношению к ним. Но насилие по отношению к женщинам всегда берет начало в неуважении». [30] На этом основана государственная стратегия по искоренению жестокого обращения в семье: она отражена в документе под названием «Общенациональный план по снижению насилия против женщин и детей на 2010–2022 годы». В нем прописаны принцип гендерного равенства и курс на постепенное изменение общественного мнения. В стратегии также ясно заявлено: пока мы не поменяем отношение общества к гендерным ролям, пока не добьемся справедливых условий оплаты труда для мужчин и женщин и не будем продвигать равенство полов во всех других областях, абьюз будет процветать.

Гендерные стереотипы, прочно укоренившиеся в нашем сознании, заставляют многих верить, что неравенство полов – естественное явление.

Когда в 1970-х ряд исследователей начали продвигать феминистскую гипотезу, они не просто совершили переворот в наших представлениях о мужской агрессии, но также поставили наконец на место тех психиатров, которые десятилетиями безосновательно доказывали, будто домашнее насилие есть реакция на провокации со стороны мазохисток, которые якобы хотят, чтобы мужья надругались над ними. Когда эти психиатры потрудились изучить самих абьюзеров, им пришлось отказаться также и от упрощенного представления, будто домашняя тирания была в данном случае плодом больной психики. Жертвы объединились и сформировали новое движение, представительницы которого громко заявили: насилие не психопатология, это социальное зло! Разве можно считать «расстройством» поведение, которое широко одобрялось и поощрялось в течение долгих веков?

А теперь посмотрим, можно ли наложить феминистскую теорию на выявленные учеными типы абьюзеров. Как вы понимаете, мужчины, склонные к принудительному контролю – «питбули» и «кобры», – очень часто демонстрируют высокий уровень мизогинии и привержены жестким гендерным стереотипам. Они наиболее опасны, и именно с их жертвами правозащитники больше всего сталкиваются в приютах и в кризисных центрах. Но если обратить внимание на другой конец «спектра насилия и контроля» и присмотреться к абьюзерам, «бьющим только родных» (которых я ранее называла «неуверенными в себе ревнивцами»), то выяснится, что опросы с их участием представляют совершенно иную картину. В них не больше и не меньше мизогинии, чем у людей, не склонных к насилию. Большинство мужчин из этой категории не предрасположены к психическим расстройствам. В целом они менее опасны, но в то же время они все же поднимают руку на близких, а значит, могут нести серьезную угрозу для своей половины. Чем же объяснить их поведение?

Психологическое + социальное

Давайте ненадолго вернемся к истории Глена, молодого британца 21 года, который пытался оказывать давление на каждую из трех своих девушек. Как можно объяснить его действия? Психологи предлагают несколько вариантов. Первый: парень зациклился на одежде подруг, потому что он женоненавистник и считает, что вправе контролировать их. Другая версия: им движет чувство неуверенности в себе и неумение наладить интимное общение, растущее из полученных в детстве психологических травм и пережитого насилия. Что же выбрать? Движет ли Гленом мизогиния, так что он заставляет близких менять поведение, чтобы успокоить собственную паранойю? Или он страстно жаждет внимания и заботы, которые недополучил в юном возрасте? Он так боится, что девушка изменит ему, потому что считает, что она его собственность или это результат того, что в детстве его множество раз предавали и теперь он никому не доверяет? Наиболее вероятный правильный ответ: тут действуют все эти факторы вместе. Чтобы до конца понять, зачем Глен прибегает к абьюзу, и найти наилучший способ помочь ему, нужно рассматривать его поведение сквозь двойную линзу – гендерную и психологическую.