Читать книгу "Искушение - Трейси Вульфф"

– Я не понимаю, что здесь происходит.

– Это потому, что ты не веришь тому, что видишь, – резко бросает она.

– Но я не могу в это поверить. Все это ненастоящее, это нереально.

– Это настолько реально, насколько ты сама того хочешь, Грейс. – Она опять машет рукой, и вмиг начинается сильная песчаная буря. Потоки песчинок хлещут меня по лицу, заполняют мой нос, проникают в рот, пока мне не становится трудно дышать.

– Хватит, – выдавливаю я из себя между приступами кашля.

– Хватит? – вопрошает Кровопускательница, и голос ее так же холоден, как эта аляскинская глушь, в которой она живет. – Ты поняла то, что я пытаюсь тебе сказать?

Нет, не поняла. Вообще не поняла. Но я боюсь, что, если я так скажу, она похоронит меня под тонной песка, и потому просто киваю. В то же время я пытаюсь сосредоточиться – не только на том, что она говорит, а на глубинном смысле того, что она хочет дать мне понять.

Ее зеленые глаза прикованы к моим, они призывают меня заглянуть глубже и осознать, что в некоторые вещи надо поверить, чтобы их понять, а не наоборот.

Это прыжок в неизвестность, и я совсем не уверена, что смогу его совершить после всего того, что уже произошло. Но какой у меня выбор? Я либо поверю, либо буду сметена – не только этой песчаной бурей, но и злой, неукротимой волей Хадсона.

Я сглатываю, понимая, что альтернативы у меня нет. А потому я закрываю глаза, немного расслабляюсь и позволяю ее словам проникнуть в мой мозг, осесть в костях, стать моей реальностью.

Как только это происходит, иллюзия превращается в нечто иное, такое, что у меня возникает чувство, будто я вернулась домой. И внезапно в моей голове звучит голос – не тот, к которому я привыкла и который предупреждает меня о том, что впереди неприятности. Нет, этот голос тих и полон сарказма. И он мне знаком – очень, очень знаком.

– Не прошло и года.

– О черт. – У меня обрывается сердце. – Вы его слышали? – спрашиваю я Кровопускательницу. – Скажите мне, что слышали.

– Ничего страшного, Грейс, – отвечает она. Возможно, она говорит что-то еще, но я не слышу, потому что мир вокруг меня вдруг погружается в непроглядную черноту.

Глава 33. Трудно выбирать сражения, когда они выбирают тебя

Что-то не так.

Это первая мысль, которая приходит мне в голову, когда я медленно открываю глаза. Голова болит, к горлу подступает тошнота. Я лежу на кровати в помещении, которое, судя по всему, являет собой тускло освещенную спальню. Это странно, ведь последнее, что я помню, это мой разговор с Кровопускательницей, продолжавшийся до тех пор, пока я не услышала в своей голове какой-то голос с британским акцентом.

Я вспоминаю о Хадсоне и резко сажусь, о чем сразу же жалею, поскольку комната тотчас начинает кружиться. Я пытаюсь глубоко дышать и сосредоточиваюсь на том, чтобы вспомнить то, что важно. А именно Хадсона и что он делал.

Он что, снова завладел моим телом?

Не ранил ли он Джексона или Кровопускательницу? Не поэтому ли их тут нет?

Или – того хуже – не ранила ли их я сама?

Я опускаю взгляд, чтобы посмотреть, нет ли на мне крови – наверное, я буду делать это до конца жизни после того, как Хадсон напал на вожака человековолков.

– Извини, я не думал, что из этого мудака вытечет столько крови. Это был всего лишь небольшой укус.

О боже, это не просто плод моего воображения. Черт. Я закрываю глаза и ложусь опять, молясь о том, чтобы все это было дурным сном.

– Перестань со мной говорить! – приказываю я.

– С какой стати мне делать это теперь, когда ты наконец можешь слышать меня? Ты хоть представляешь, как тут скучно? Тем более что ты проводишь столько времени, мечтая об этом лузере, моем братце. Это так тошнотворно.

– Ну так можешь убраться, когда захочешь, не стесняйся, давай, – предлагаю я.

– А что я, по-твоему, пытаюсь сделать? – В его тоне звучит раздражение. – Но тебя разозлило и это, несмотря на то, что идея твоя. Не обижайся, Грейс, но ты женщина, которой нелегко угодить.

Не может быть. Достаточно скверно и то, что он паразитирует на моем теле, а теперь еще и этот бестелесный голос в моей голове. И не просто бестелесный голос, а такой, который принадлежит психопату, говорящему с выраженным британским акцентом. Как же я дошла до жизни такой?

– Эй, послушай, мне это не нравится. Я не бестелесен. Во всяком случае, не совсем.

– Вижу, ты не собираешься спорить с тем, что ты психопат. – Я ошеломленно качаю головой.

– Это называется «выбирать свои сражения», то есть ограничивать круг проблем, которые собираешься решать. Попробуй как-нибудь последовать этому правилу, и тебе не придется так часто оказываться в лазарете. Шучу.

То, что он, возможно, прав, только усугубляет мое раздражение.

– Какой смысл в этом разговоре?

– Грейс, – тихо говорит он, – открой глаза.

Я не хочу этого делать. Не знаю почему, но ужасно не хочу. Но в то же время это как навязчивая тяга, которая, я знаю, выйдет мне боком – такое было со мной, когда я в седьмом классе сломала зуб и потом меня неудержимо тянуло все время трогать его языком, хотя я и знала, что он такой острый, что я порежусь. То же самое я испытываю и сейчас, слушая, как Хадсон говорит мне открыть глаза.

– Ничего себе, значит, я, по-твоему, что-то вроде зубной боли? – Он задет. – Ну спаааасибо.

– Будь ты зубной болью, я бы пошла к стоматологу, и пусть бы он высверлил тебя из моей головы, – говорю я ему, слыша звучащую в моем голосе бессильную злость. – Притом без новокаина.

– У тебя стервозный характер, Грейс. Интересно, меня можно будет счесть мазохистом, если я признаюсь, что мне это нравится?

Тьфу. Ладно, я могу стерпеть этот голос в моей голове. И, быть может, даже смириться с тем, что он принадлежит Хадсону. Но от этого сексуального подтекста мне хочется блевать.

В конце концов, я перестаю бороться с собой и решаю открыть глаза, если это значит, что он наконец заткнется. И очень об этом жалею, потому что…

Вот черт. Он здесь, стоит рядом с лампой, прислонившись одним широким плечом к ледяной стене и скрестив длинные ноги, и на его до нелепости смазливом лице играет мерзкая ухмылка. У него, как и у Джексона, высокие скулы и волевой подбородок, но на этом их сходство кончается. Если глаза Джексона темны, как беззвездная ночь, то у Хадсона они, как голубое небо. Его густые брови, такого же темно-шоколадного цвета, как и короткие волосы, сходятся над переносицей, красивые глаза щурятся, улавливая каждую деталь моей реакции. И тут я понимаю, что, хотя от каждого движения Джексона веет опасностью и силой, бояться надо не его, а его брата. Джексон был тупым клинком, не то что его брат, который, похоже, с хирургической точностью подмечает каждую мою слабость, каждую эмоцию. Этот малый узнает, как причинить тебе максимальную боль, причем тогда, когда ты вообще этого не ожидаешь.