Читать книгу "Пепел - Федор Березин"

Следующая, менее многочисленная волна управляемых человеком машин с луны выплыла на ударные позиции. Поскольку командование исходило из худших предположений о возможности противодействия противника на каждый их ход, бомбардировщики второй волны должны были применить оружие одновременно по нескольким ударным потокам. Так они и сделали.

В это время соединение истребителей первой очереди уже было развернуто дюзами к стремительно сближающемуся противнику. Работа двигателей вжала летчиков в кресла, гася полученную на встречном курсе скорость. Корабли, сманеврировавшие раньше, уже начинали приобретать ускорение, уносящее их прочь от планетарного ракетного роя. Однако к основной массе «Торов» он все еще приближался. Бортовые реакторы могли бы выдать достаточную мощь для мгновенного ухода с поля боя, однако наличествующие внутри непрочные биологические существа ставили ограничения в применении нагрузок.

А противоракеты уже пробивали корпуса боеголовок. Скорость столкновения была так велика, что, когда развернутая к цели сторона ракеты испарялась от удара, задняя часть продолжала сближение как ни в чем не бывало. Химические реакции не поспевали за событиями. Каждая из пораженных мишеней мгновенно распадалась на миниатюрные бесформенные обломки и аэрозольные облака из сочетаний разнообразных металлов. Орбиты этих остатков становились донельзя хаотичны. Однако большинство противоракет действительно гибли зазря — протыкая насквозь надувные ложные цели. Обладай несущиеся к луне снаряды эмоциями, они могли бы радоваться бессмысленной акции людей.

Однако теперь навстречу неслись сверхмощные боевые заряды, выпущенные второй армадой. По некоторым роям дали залп из нескольких бомб. На каждой бомбе было взведено реле-таймер, и это было все, что уберегало ее от взрыва. Только сейчас на истребители первой волны послали предупреждение с базы о применении ядерного оружия. Однако командование снова не все предусмотрело.

Итак, все точки были расставлены и сброшена словесная мишура: все эти разговоры о служении для общей пользы, о долге перед всеми — все, все осталось позади. В руках его величества статуса Восемнадцать — Самму Аргедаса была «слепилка», на глазах защитные очки, и единственный, кто безопасно следовал в его кильватере, был Хадас Кьюм. Самму Аргедас бежал, бросая своих подданных на произвол судьбы. Он не взял с собой даже никого из главных помощников — людей, чья преданность ему служила опорой его власти все эти годы, А когда случайно появившийся на пути статус Тринадцать Мюфке-Марун обеспокоенно поинтересовался, куда направляется верховный без охраны, Аргедас, ни слова не говоря, отвернулся, зажмуриваясь, и дал в его сторону полную мощность. Хадас был уже в очках и поэтому наблюдал весь процесс. Это было до смерти гуманное оружие: саму вспышку Хадас, к своему счастью, не наблюдал из-за перекрытия хитрыми стеклами используемого диапазона, зато узрел его действие. Глава Демографического отдела вместе с сопровождающим его телохранителем стремительно осел и схватился за голову, затем он застонал, растирая глаза, а охранник, еще падая, одной рукой силился освободить из ножен короткий меч. Аргедас надел очки и спокойно двинулся вперед, переступил через поверженных и оглянулся на Хадаса. Тот поспешно рванулся следом, сбрасывая оцепенение. Когда они миновали два поворота и остановились перед запечатанной дверью, диктатор, вставляя в отверстие магнитный ключ, снова посмотрел на Хадаса и оскалился:

— Такты понял, зачем ты был нужен, статус Ноль?

— Мы куда-то полетим?

— Да, полетим. Понимаешь, я бы давно подготовил для себя пару асов, но, знаешь, что выяснилось? Хадас молчал, не зная ответа и не желая гадать.

— Зрение, землянин, зрение. Оказывается, чертово подземелье пагубно на него действует. Никто в этой несчастной стране, которой я правил, не способен хорошо видеть в открытом пространстве, а уж тем паче водить самолет. Мои медики так ничего и не придумали по этому поводу. Вот такие дела. Тебе повезло, ты пригодился, я даже думаю, что высшие силы специально поломали твой бомбовоз-невидимку, дабы снабдить меня лучшим в этой звездной системе летчиком. Пришлось, правда, для маскировки использовать тебя для другой функции, но уж это излишки производства.

После этих слов Хадаса бросило в краску, а Аргедас нехорошо осклабился:

— Иначе бы тебя просто замучило министерство разведки, — добавил он, словно скрашивая сказанное.

Дверь открылась. В этот момент в конце коридора, шагов за сто, появились люди. Аргедас не стал разбираться в их партийной принадлежности, он сразу пальнул в их сторону и там образовалась свалка. Затем беглецы замуровали за собой проход и пошли быстрее. Пол стал постепенно загибаться вверх. Стало темнее, с потолка капало. Проход освещался слабо, лишь кое-где поблескивали вверху запыленные лампы — давно, очень давно здесь не ступала человеческая нога. Аргедас включил фонарь, и вовремя: везде, по всему обозреваемому пространству, погас свет.

— Черт, — выругался он вслух, — похоже, эти гады захватили электростанцию.

Хадас тоже включил фонарь и посмотрел на повелителя недр. Не было в нем никакой тайны, ореола небожителя: просто запыхавшийся, немолодой, трудноугадываемого возраста человек, занятый своими шкурными вопросами, а конкретно спасением этой самой шкуры.

— Далеко еще? — спросил Хадас, лишь бы нарушить тишину.

Он увидел, как Аргедас покраснел, ведь пилот не добавил обычной приставки «статус Восемнадцать», к которой тот так привык. Однако диктатор сдержался, они были здесь одни, и не подпирала власть правителя громадная нижерасположенная пирамида подданных, исчезла сама эта власть.

Хадас не получил ответа, и они пошли дальше. Когда проход стал еще круче и уже, темп движения упал. Хадас мог бы идти быстрее, однако он приноравливался к императору, да и шел тот впереди.

Бурру Гюйгенц получил предупреждение и хотел непроизвольно присвистнуть, однако многократное ускорение, гасящее скорость, не позволило это осуществить: получилось сипение. Гюйгенц уже шестьдесят секунд гордился попаданием выпущенных им «птенчиков», и радость победы еще не очень поблекла. Он усилил тягу атомного реактивного мотора. Вскоре позади полыхнуло. Космопилот не мог этого видеть по нескольким независимым причинам, поэтому о взрыве он не узнал, но догадался о нем, когда все изображения на экранах пропали вместе с самими виртуальными экранами. Вид дисплеев в удобном ракурсе создавался сложным переплетением многоцветных лазерных лучей и в случае неполадок с голографией можно было обойтись реальными приборами, однако стало темно. Летчик растерялся лишь на мгновение. Он понял, что взрыв произошел, но неверно истолковал последствия. Он решил, что внешние изображения пропали из-за блокировок, берегущих его зрение от ослепления. Таковые защитные устройства имелись, но не в них было дело. И они, и все остальное оборудование вышло из строя раньше, чем успело сработать.

Виной был ЭМИ (электромагнитный импульс). По предварительным прикидкам начальства, не успевшего посоветоваться с учеными, ЭМИ не должен был появиться. В удаленном от планеты космосе абсолютно отсутствовала среда, способная его породить. Он возникает при столкновении жесткого гамма-излучения с молекулами воздуха, в результате чего миру является бешеный поток электронов, взаимодействующий с магнитным полем небесного тела. До ближайшего взрыва было более пятисот километров, никаких снабженных воздухом планет по курсу не было, поэтому вся сила термоядерного заряда, как и планировалось, бабахнула ослепительным сиянием видимого, рентгеновского и гамма-излучения. Но взрывов было девять штук, несколько из них совпали по фазе и на дальних подступах погашенные расстоянием фронты гамма квантов столкнулись. Это породило ЭМИ, однако не слишком сильный. Гораздо более опасный возник при испарении пораженных взрывом боеголовок. Он накрыл все находящиеся в радиусе трех тысяч километров объекты. Структурам, обладающим малыми угловыми размерами — тем же боеголовкам, — было легче, но на крупных металлических телах он создал огромные электрические напряжения, в миллион раз превышающие допустимые для находящейся внутри аппаратуры нормы. Почти все боевые машины первой волны попали под удар: у них вышли из строя средства связи, астро-коррекции, отображения информации, управления, а у многих автоматическая регулировка реактора. Любая из причин в космическом полете могла стать роковой, однако последняя была самой ужасной. Порой нестабилизированный реактор начинал идти вразнос. Кое-кто из пилотов, наобум прикинув шансы, катапультировался — это было не лучшим решением: в царящей вокруг суете базе было не до отслеживания их орбит. Кто-то понесся к Мааре, а некоторые вообще неизвестно куда, ведь их истребители не завершили маневр гашения встречной к нападающим скорости. Четыре «Тора» испарились: внутри них полыхнуло ядерное солнце доселе мирного атома реакторов. Мощности этих взрывов были совсем мизерны сравнительно с рванувшими недавно исполинами, однако они внесли сумятицу в и без того запутанные события. Так, на Луне их приняли за подрывы космических мин противника и приобрели уверенность, что атака управляется.