Читать книгу "Солнечная буря - Оса Ларссон"

— Успех? — повторил Виктор. — Нет торной дороги к успеху. Подумайте об Анании и Сапфире. И помолитесь за меня. Помолитесь о том, что мои глаза увидели и еще увидят. Молитесь за то, чтобы сила продолжала струиться от Бога через мои руки.

— Что он только что, сказал? — переспросила Анна-Мария. — Ана?..

Она нетерпеливо тряхнула головой и добавила:

— И Сапфира — кто это такие?

— Ананий и его жена Сапфира. О них сказано в Деяниях апостолов, — ответила Ребекка, не сводя глаз с экрана. — Они украли деньги у самого первого прихода, и Господь наказал их, лишив жизни.

— Надо же! Я думала, Господь крушил людей направо и налево только в Ветхом Завете.

Ребекка покачала головой.

Когда Виктор поговорил несколько минут, молитва продолжилась. К Виктору протиснулся молодой человек лет двадцати пяти в куртке с капюшоном и болтающихся потертых джинсах.

«Да это Патрик Маттссон, — отметила Ребекка. — Значит, он все еще там».

Человек в куртке с капюшоном схватил Виктора за руки, но за секунду до того, как объектив видеокамеры переместился на хор, Ребекка увидела, что Виктор попятился и вырвал свои ладони из рук Патрика Маттссона.

«Это что еще такое? — подумала она. — Что между ними произошло?»

Она покосилась на Анну-Марию, но та как раз наклонилась и стала рыться среди множества видеокассет в коробке, стоявшей на полу.

— А вот запись вчерашнего вечера, — сказала Анна-Мария, снова появляясь над столешницей. — Хотите посмотреть?

В записи, вечерсделанной ом после убийства, снова проповедовал Томас Сёдерберг. У его ног виднелись доски деревянного пола, обагренные кровью, и лежала гора роз.

Теперь разговор шел серьезный и страстный. Томас Сёдерберг призвал членов общины подготовиться к духовной войне.

— Чудотворная конференция необходима нам более, чем когда бы то ни было, — провозгласил он. — Сатана не должен получить преимущество.

Паства отвечала возгласами «аллилуйя!».

— Это просто невероятно! — изумленно пробормотала Ребекка.

— Подумайте о том, кому вы доверяетесь, — воскликнул Томас Сёдерберг. — Помните: «Кто не с нами, тот против нас».

— Он только что призвал людей не разговаривать с полицией, — задумчиво проговорила Ребекка. — Он хочет, чтобы община замкнулась в себе.

Анна-Мария удивленно посмотрела на Ребекку и подумала о своих коллегах, которые в течение дня обошли многих членов общины. На совещании все полицейские как один жаловались, что заставить прихожан разговаривать с ними оказалось практически невозможно.

Во время молитвы начался сбор пожертвований.

— Если ты собирался дать всего десятку, заверни ее в сотенную! — выкрикнул пастор Гуннар Исакссон.

Затем выступил Курт Бекстрём.

— О чем мы поговорим? — спросил он общину в точности так же, как имел обыкновение делать Виктор Страндгорд.

«Он что, спятил?» — подумала Ребекка.

Слушатели нервно заерзали. Никто не проронил ни слова. В конце концов ситуацию спас Томас Сёдерберг:

— Расскажи о силе молитвы!

Анна-Мария кивнула на экран, где Курт наставлял паству.

— Он был в церкви и молился, когда мы беседовали с пасторами. Я знаю, вы когда-то были членом этой общины. Вы хорошо знали пасторов и прихожан?

— Да, — нехотя ответила Ребекка, показывая всем своим видом, что не хочет углубляться в эту тему.

«Некоторых я познала в буквальном библейском смысле», — подумала она.

И тут камера показала крупным планом Томаса Сёдерберга, который глянул ей прямо в глаза.

Ребекка сидит на стуле для посетителей в пасторской у Томаса Сёдерберга и плачет. Город заполнен народом. Середина января — время грандиозных распродаж. Во всех витринах — написанные от руки таблички с указанием процентов скидок. В такой обстановке особенно остро ощущаешь внутреннюю пустоту.

— У меня такое чувство, что Он меня не любит, — всхлипывает Ребекка.

Она имеет в виду Бога.

— Я как будто неродная Ему, — говорит она сквозь слезы. — Подкидыш.

Томас Сёдерберг осторожно улыбается ей и протягивает очередной платок. Она сморкается в него. Ей только что исполнилось восемнадцать, а она хлюпает, как маленький ребенок.

— Почему я не слышу Его голоса? — спрашивает она, всхлипывая. — Ты слышишь Его и разговариваешь с ним каждый день. Санна может услышать его. Виктор даже встречался с Ним…

— Ну, Виктор — это совершенно особый случай, — вставляет Томас Сёдерберг.

— Вот именно, — снова заливается слезами Ребекка. — Мне тоже хотелось бы почувствовать себя хоть чуточку особенной.

Некоторое время Томас Сёдерберг сидит молча, словно прислушивается к чему-то в глубине себя, ища верные слова.

— Это вопрос опыта, Ребекка, — говорит он. — Поверь мне. Поначалу, когда мне казалось, что я слышу Его голос, на самом деле я слышал лишь собственные фантазии.

Он складывает руки на груди, смотрит в потолок и произносит детским голосом:

— Боженька, Ты меня любишь?

И отвечает сам себе сочным басом:

— Да, Томас, ты же знаешь, что Я люблю тебя безгранично.

Ребекка смеется сквозь слезы — даже слишком легко, словно выплакала пустоту, которая спешит заполниться другим чувством. Томас заражается ее смехом и тоже смеется, но внезапно делается серьезным и смотрит ей в глаза долгим взглядом.

— Так что ты особенная, Ребекка. Поверь мне, ты особенная.

Тут из ее глаз снова начинают течь слезы и беззвучно катятся по щекам. Томас Сёдерберг протягивает руку, чтобы вытереть их. Его ладонь слегка касается ее губ. Ребекка замирает, не дыша. Чтобы не спугнуть его — как она поняла задним числом.

Другая рука Томаса Сёдерберга тянется к ней, большим пальцем он вытирает слезу, а остальные пальцы гладят волосы. Его дыхание совсем близко. Оно течет по ее лицу, как теплая вода. Чуть горьковатый запах кофе, сладкий запах имбирного печенья и еще какой-то аромат, принадлежащий лишь ему.

Затем все происходит очень быстро. Его губы раздвигают ее губы. Пальцы вплетаются в ее волосы. Она кладет одну руку ему на затылок, а второй тщетно пытается расстегнуть единственную пуговицу на его рубашке. Он касается пальцами ее груди, стремится проникнуть под юбку. Они торопятся. Спешат слиться телами, пока не включилось сознание. Пока их не настиг стыд.

Она обвивает руками его шею, он поднимает ее со стула, сажает на стол и одним движением задирает на ней юбку. Она хочет проникнуть в него. Прижимает его к себе. Стягивая с нее колготки, он случайно царапает ей кожу на внутренней поверхности бедра. Это она замечает лишь позже. Ему не удается снять с нее трусики. Времени нет. Он оттягивает их в сторону, одновременно расстегивая на себе брюки. Через его плечо она видит ключ, торчащий в замке, и думает, что надо бы запереть дверь, но он у же внутри ее. Ее губы возле его уха, она шумно вдыхает при каждом толчке. Прижимается к нему, как детеныш обезьяны цепляется за мать. Он кончает тихо и сдержанно, словно судорога пробегает по всему телу. Наваливается на нее, так что ей приходится опереться рукой о стол, чтобы не упасть назад.