Читать книгу "Улыбка золотого бога - Екатерина Лесина"

Нет. Мне было стыдно задавать ему подобный вопрос, это как признаться в собственных чувствах, сказать открыто – «я тебя ревную», а девушки не надоедают кавалерам, это неприлично.

– Ладно, – спокойно согласился Яков, – тогда переходим к следующей встрече. Полагаю, она была интереснее.

Скорее драматичнее. Снова весна или раннее лето, наверное, все же лето – белые облака тополиного пуха и заложенный нос, свербящие глаза и красное от постоянного чихания горло. Я бежала домой, чтобы укрыться от коварных тополей в почти стерильной чистоте квартиры, я торопилась и налетела на женщину, которая почему-то пряталась в подъезде. «Извините», – сказала она и расплакалась.

– И в этот момент ты ее узнала?

– Нет, не в этот, позже. Она сказала, что Игоря ждет, а жена ее не пускает. Вполне в Никином духе…

– И, назло Нике, ты пригласила незнакомку к себе. И дома узнала.

Да, дома, на кухне, когда Нелли села напротив окна, – яркий свет слепил меня, а заодно и стер морщины с узенького личика, вызолотил волосы, выровнял черты, вырисовав вдруг ту самую девушку, с которой я когда-то встретилась на лавочке. И она меня узнала.

– А ты совсем выросла. Все еще любишь его? Не надо, он страшный человек.

Мятая пачка дешевых сигарет, табачная крошка на белой скатерти, дрожащие руки Нелли с темными линиями вен. Она все еще красива.

– Он не умеет помнить, он не умеет ждать, он не умеет держать слово, – она повторяла это, глядя поверх меня.

Я ей не поверила. Игорь был самым лучшим человеком на земле, а после Неллиного ухода пропал кошелек. Мама, узнав о происшествии, обронила:

– Вместо того чтобы исправлять, уродуют. Дусенька, солнышко, не приводи ее больше в наш дом, ладно?

– И ты не приводила. – Яков, дотянувшись до вазы, вынул павлинье перо и, сунув в ухо, почесал. – Черт! Значит, Нелли приходила до отсидки и после нее. Любви к Громову у нее явно поубавилось, только вот могла ли она мстить? Если могла, то почему не сразу? Почему ждала так долго? Не-а, не сходится.

Ника

– Привет, а где все? – Топкин пацан стоял в холле и вертел головой. – Круто тут у вас. А ты чего, скучаешь?

Кто скучает? Некогда скучать, когда такое вокруг. Сволочи, поразбежались. Бросили. Боятся.

– У-у-у-у, подруга, да ты пьяна. – Он принюхался. – Коньячок?

– А тебе какое дело?

– Никакого. Но думаю, может, компанию составить красивой женщине, если она, конечно, не против.

– Валяй. Только пожрать принеси чего, ну там, с кухни, и из бара бутылку захвати.

А и вправду, почему б не посидеть, пацан-то ничего, прикольный вроде, понтоватый, правда, но кто ж без понтов? Зато с пониманием.

– Тебя Никой зовут? А я – Мишка. Мишка-Медведь. Ну, за знакомство?

– Давай.

– Слушай, чего ты тут с этими стервами делаешь? Нормальная баба вроде, классная даже, не то что эти мымры…

Вот, хоть кто-то да увидел! Чувство симпатии росло, как и чувство удовлетворенности жизнью.

– Мне Танька про тебя рассказывала, она, значит, сеструха мне. Дура, конечно, но люблю. Мы ж вдвоем только, ни родаков, ни теток с дядьками. Сироты.

Бедные… и я бедная, тоже сиротка, потому что хоть и есть и братья, и сестры, и тетки с дядьками, но все они только и думают, как бы половчей на шею сесть, а до самой меня им никакого дела нету. Не любят. Никто меня не любит.

Не любит, не любил и любить не будет.

– Ну… чего ревешь? Не надо реветь, – Мишка обнял. – Подымайся, пойдем, я тебя спатки уложу. Вот… слушай, а ты часом не в курсах, где эти мымры цацки свои прячут? А чего? Сама подумай, они в рыжье и брюликах, а ты ни с чем? У меня друг есть… если по-умному, никто и не подумает, только ему конкретика нужна…

Правильно Миха говорит, и как она сама не додумалась… Миха – классный парень.

– П-пта пусть возьмет… П-пта… у Дуськи… миллион, – слово выговорилось легко и приятно. – Миллион за него дадут.

– За кого? – Мишка держал за талию. – За какого птаха?

– Бог. Золотой. Вот таку-у-усенький, – нужно Михе показать, попроситься к Дуське в гости и показать. Правильно, а чего это ей миллион, а мне ничего? По какому праву? Она с Гариком даже не спала.

Она – тварь. А тварям миллион ни к чему.

– Нет, Игорь, ты извини, но я туда не вернусь. – Вадим выдержал взгляд начальника экспедиции спокойно, вот тоже – боялся встречи, откладывал день ото дня, сказываясь больным, и местные с молчаливого согласия Ивана Алексеевича поддерживали ложь, ежедневно мотаясь в лагерь археологов с докладами о «состоянии здоровья уважаемого». Как-то им удалось сделать так, что в стойбище не появился ни врач, которому по всем нормам и положениям следовало бы отреагировать на сигнал, ни кто бы то ни было из группы. Три дня прошли в блаженной тишине, а на четвертый Игорь объявился лично. «Уазик» его шел по степи, подымая облако мелкодисперсной пыли, которая оседала и на машине, и на одежде, и само лицо начальника экспедиции было покрыто тонкой коркой.

– Работы срываешь? – мрачно поинтересовался Игорь, а голос-то совсем сиплый, видать, не помогает больше молоко с сурковым жиром.

– Не срываю. Но не вернусь.

– Не дури, – Игорь взял под локоть. – Ты устал, ты пахал сутками, вот и перегорел, неделька всего осталась, семь дней – и домой.

Домой не хотелось, Москва виделась теперь суетной, многолюдной и бестолковой, укатанной в серый камень новостроек, изредка разбавленный зеленью, живой, но окультуренной, а значит, уже почти ненастоящей.

– Приедем и в ресторан сразу, гульнем… как прежде, а? – Глаза Игоря лихорадочно блестели. – На всю катушку, чтоб душа развернулась… а потом к морю, в Крым или Гагры… Я путевки выбью, нам вообще, как героям труда, причитается.

Что-то неправильное и незнакомое было в этом человеке, упорно выдававшем себя за Свищина. Что-то истеричное, беспокойное и тщательно запрятанное, но все равно проглядывающее.

Вадим высвободил руку, выдрать рукав халата из сведенных судорогой пальцев Игоря получилось не сразу.

– Я не вернусь туда. И ты оставайся, сворачивай экспедицию, Свищин, послушай меня… себя послушай и сворачивай. Ты же тоже видишь их? Во сне, правильно? Гонятся? А ты убегаешь, только воздух вязкий, не пробиться сквозь него никак, а они уже вот-вот…

– Ты псих! – Свищин отскочил. – Наслушался местных баек? Напридумывал себе… Проклятье?! Нету проклятья, не бывает их, буржуазные это выдумки, а ты – пиши объяснительную. А лучше сразу заявление, по собственному чтобы… вернемся и… – Он неожиданно скрутил фигу и ткнул в нос. – Фиг тебе, а не карьера, фиг тебе, а не кафедра моя! Знаю, собираешься через Вяземского пробиться, только Вяземскому слабаки не нужны, а ты, Вадимка, трус! И ненадежный элемент, поэтому – фиг тебе, фиг…