Читать книгу "Утоли моя печали - Сергей Алексеев"

– Ты уловила и стала меня ждать?

– Ну разумеется! Когда Валентин Иннокентьевич предупредил, я даже обрадовалась. Студеницы – городок чистый относительно энергий, но невероятно провинциальный и скучный. Мне так не хватает общения с новыми людьми… К тому же попросили принять тебя и посвятить в некоторые детали бытия.

– Кто просил?

– Кто же еще может попросить меня о чем-либо? – горделиво проговорила она. – Только учитель.

– Вы последовательница «Детки» Порфирия Иванова? – спросил Бурцев.

– Так, повторим урок, – учительским тоном сказала Ксения. – За мной, теперь тридцать три раза: ты Ксения!

– Да, прости, – поправился Бурцев. – Ты – Ксения.

– «Детка» Иванова – это лишь путь к «Матке»

Валентина Иннокентьевича Прозорова, – объяснила она. – Закалка тела и духа не может быть самоцелью, правда?

– В общем-то правда. – Он отхлебнул воды, ощущая, как ее холод медленно превращается в тепло, разливающееся от желудка по телу, словно от коньяка, что-то было добавлено согревающее, хотя на вкус не определить.

– Пей и ничего не бойся, – угадала Ксения мысли и засмеялась. – Как любопытно смотреть на человека, который впервые прикасается к «Матке» без всякой подготовки. Первое – сразу страх: не отрава ли?.. Даже у таких опытных людей, как ты. Валентин Иннокентьевич говорит, это от страха перед миром, древний атавизм, доставшийся от пчелы. А ты пей, это обыкновенная живая вода.

– Обыкновенная живая вода? Звучит оригинально… А как ее делают? Заговаривают? Заряжают? Или чем-то обогащают?

– Живую воду не делают, она сама течет из святого источника. Есть мертвые источники и есть живые.

– Логично, – одобрил Бурцев. – А могли… могла бы показать хоть один источник с живой водой?

– К сожалению, нет, – откровенно затосковала Ксения. – Я и сама пока не знаю, где он. Только мечтаю сходить к нему. Но не знаю дороги.

– Взяла бы да спросила, – подсказал Бурцев. – У Валентина Иннокентьевича, при очередном контакте.

– Ох, напрасно ты смеешься. – Она лукаво погрозила пальцем. – Придется тебя наказать.

– Я говорю серьезно.

– Если серьезно, то у нас не принято задавать вопросы. Надо самому познавать мир, а не спрашивать.

– Как же его познавать иначе? Вот, например, я ничего о «Матке» не слышал.

– Это не так, ты просто забыл. Профессор Медведев тебе кое-что рассказывал, ты просто забыл, потому что не отнесся к этому серьезно.

У Бурцева зашумело в ушах, будто он хватил полстакана технического спирта, которым поминали последнюю Пчелиную Семью: та встреча в Тимирязевской академии напрочь вылетела из головы! Но откуда она может знать?!

– Откуда? – вдруг улыбнулась Ксения. – Через контакт.

– Ах да, я забыл, – слегка шалея, проговорил Бурцев. – Вернее, забываю, что имею дело с человеком, обладающим… контактами.

– С человеком, способным чувствовать тонкие материи, – поправила Ксения.

– Тонкие материи? Да, помню, о них что-то говорил профессор… А что это такое – вылетело из головы.

– Это эфир. И ничего нет удивительного. Официальная физика в сговоре с иными науками исключила его из оборота, чтобы постепенно убить женское начало. Но независимо от этого эфир существует как третья составляющая нашего мироздания и имеет равное значение с землей и космосом. Ведь не пустота же между ними, правда?

Она сидела на полу напротив, подобрав под себя ноги и раскинув бордовый атлас вокруг себя.

– Эфир – это женское начало? Вот уж не думал. – Бурцев вспомнил свою Фемиду. – А может он быть властным и гневным?

– Почему же нет? Еще каким властным и каким гневным! Опасно возмущать тонкие материи, особенно если они не замутнены отрицательными энергиями.

Когда серьезно заговаривали об энергиях, Бурцеву хотелось буянить, и потому он постарался перевести тему разговора.

– Детка – закалка тела и духа… А матка это что? – спросил он безвинно.

– «Матка» это все, полный круг жизни, новая форма ее существования, совершенно иная суть человеческой общности третьего тысячелетия.

Он хотел съязвить, как всегда, мол, новая революционная идея светлого будущего, очередная умозрительная концепция развития, но Ксения в тот же миг предупредительно позвенела о свой стакан серебряным колечком на указательном пальце:

– Не нужно об этом, Сергей. Нельзя судить о том, что тебе пока не известно.

Эта женщина и правда читала мысли! Причем как бы невзначай, мимоходом… И знала его имя, хотя он так и не представился.

– Хорошо, не буду! – Бурцев поднял руки. – В чужой монастырь со своим уставом не ходят… В чем же она заключается, эта новая форма?

– В общем-то она не новая, наоборот, очень древняя и сейчас почти забытая. Ты представляешь себе жизнь и устройство пчелиной семьи?

– Довольно схематично. – Он попытался вспомнить короткую лекцию профессора Медведева. – Матка, рабочие пчелы, трутни. Один живой организм, состоящий из клеток…

– Ну да, примерно так. Человечество вернется к женскому, материнскому началу жизни – к ее истинной природной форме. Только матка – это не королева, не царица. Это Матка. Она не управляет жизнью, как это принято сейчас, в эпоху Отечества; она сеет жизнь, она ее размножает, как клетки собственной плоти. Согласись, это прямо противоположные вещи – управлять и сеять.

– Пожалуй, да…

– А поскольку Россия – это целый мир, сохранивший в себе яркие признаки материнского начала, отсюда все и начнется. Когда тебе страшно, ты кричишь «мама!», верно? Скоро всем станет страшно и все закричат… Сейчас уже много говорят о какой-то новой форме существования России, о необычном виде власти, образе жизни. Но потом узнают о Третьей Династии. Ты ничего о ней не слышал?

– Это что? Восстановление монархии? Новой династической линии?

– Не совсем так… Не имею права многого сказать тебе… В общем, Третья Династия – это особая власть материнского начала в нашей стране. Это и есть матка – восстановление культа Богородицы. Путь православия в третьем тысячелетии – Богородичный путь.

– Ну, такие вещи с лету осознать трудно! – сдался Бурцев. – Чувствую только, поймут ли это сегодняшние иерархи Церкви? Не посчитают ли за ересь?.. А поскольку я человек мирской, понял одно – нам грозит матриархат. И уже совсем скоро?

– Грозит? Ты его боишься? Но ведь ты кричишь «мама!».

– Кричу, – признался он, чувствуя легкое опьянение от выпитого стакана воды. – Особенно последние годы: если не вслух, то про себя..

– Потому что жизнь не сеют, а управляют ею, – жестко повторила Ксения. И управляют мужчины, лишенные способности произвести не то что Господа, но и себе подобных, хотя делают страшные, жуткие попытки. Имею в виду содомский грех извращения…