Читать книгу "Цифры нации - Николай Старинщиков"

Понятное дело, подобное может повториться, поскольку обстановка в городе становится напряженной. Еще немного – и нечто особенное в республике выйдет из строя, и тогда полетят чьи-то головы… Комиссар не хотел быть в числе этих голов. Головы головами, но жить так больше было нельзя. Римов отчетливо понимал, что система себя изжила и, как любое общественное устройство, требует изменений. Однако парламент республики ничего не желал замечать. Существует правительство – с него и спрашивайте.

И тут в СМИ заговорила общественность – журналисты, предприниматели, парочка депутатов из нижней палаты, непонятные лица из каких-то исследовательских центров. На различных «круглых» и «продолговатых» столах они вскользь упоминали о банковской системе, взаимопроникновении частного в общее и наоборот, а под конец вспомнили о национализации банковской системы. В течение какой-то недели граждане вдруг осознали, к чему пришло общество, и начались после этого стихийные митинги, на которых кричали в микрофоны. Римов тоже участвовал в митингах, некоторые из которых устраивал сам.

Еще один митинг был назначен на последний день сентября. Проходил он на ступенях драматического театра, возле площади Независимости, с участием молодежи. Римову предоставили слово. Он вышел на трибуну и стал говорить про то, что дела в государстве идут теперь отвратительно, в то время как правосознание граждан находится на доисторическом уровне – никто не помнит о своих правах, не помнит о предках.

– Такого не было никогда, даже в Древнем Риме, – напомнил он. – Это первое. И второе – чем живет наше молодое поколение? Прошу меня извинить, но живет оно одним днем… Трехспальная кровать – вот идеал многих из них… Я и двое роботов! – воскликнул он. – Остальное никого не волнует… Но не в этом корень наших проблем, потому что не мы вывели андроидов на улицы – вывести их туда позволило государство в лице парламента, за которым – не удивляйтесь! – стоит невидимый банк. Именно он! Мы знаем об этом, потому что это очевидный факт, не требующий доказательств, – у каждого из нас есть его карточки. Но где он находится, никто не знает – у нас нет его адреса, и это нельзя терпеть, потому что это прямой подрыв государственности…

Закончив выступление, Римов ответил на несколько вопросов и покинул трибуну. Речь полицейского «генерала» раззадорила толпу. На сцену влезли две дамы в годах (комиссар знал их в лицо) и принялись обвинять комиссара во всех грехах. Потом вспомнили о Мокрощелове – бывшем чиновнике из администрации города, и Римову сделалось не по себе: это были Троекурова с Ворошиловой – штучный товар ручной работы. В прошлом они котировались довольно высоко, на встречу с клиентами их вызывали в письменном виде. В общем – те еще штучки, хотя в определенных случаях откликались на Курву и Птушечку.

Однако их не захотели слушать, оттеснили от микрофона. Они, осторожно ступая, спустились со ступеней и, оглядываясь, тихонько двинули с площади и вскоре повернули на улицу Льва Толстого. Вдоль булыжной мостовой здесь вперемежку тянулись дома прошлых эпох – двухэтажные, эпохи царизма, а также советской эпохи – пятиэтажные. Осталось пройти каких-то два квартала, и тут, как обычно, у Птушечки перехватило дыхание. Она замерла на месте, вынула из сумочки баллончик с лекарством, встряхнула, плеснула в глотку, глубоко вдохнула и задержала дыхание.

Троекурова тоже остановилась. Ей было странно видеть подругу в таком состоянии. Раньше, бывало, Ворошилову не догнать было. Куда делась былая прыть?!

– Ты купируй заранее, – подсказала она, – а то сдохнешь от неожиданности.

– Сама купируй! – огрызнулась та, убирая флакончик в сумочку. – Не то опять обоссышься… Небось кофе с утра хлебала?

– Какая разница – с утра или когда! У меня сразу действует…

– А то стоят вон. – Ворошилова мотнула головой в сторону контейнеров для бытового мусора. – Я прикрою…

– Ходу!

– Чего?

– Ходу прибавь!

Троекурова шагнула в прежнем направлении. Их ждали в конторе, но ехать на такси Птушечка отказалась, так что встреча могла сорваться. Дорога шла под уклон. Они не дошли до нее, остановившись напротив серого здания с колоннами.

– Опять, скажет, черти принесли, – засомневалась Троекурова, вытирая подошвы туфель перед входом.

– Не скажет… – Ворошилова взялась за тяжелую дверь, ловя себя на мысли о каких-то воротах. Туда, говорят, широкие, а оттуда – узкие почему-то…

Они вошли в тамбур, с боку которого – прямо в двери – виднелось в стеклянном проеме молодое мужское лицо с погонами прапорщика. Ворошилова подступила к проему.

– Откройте нам, – попросила она, однако прапорщик не торопился. Он поднял трубку, назвал кого-то по званию. Лишь после этого сопроводил посетительниц в комнату для приема граждан, затем плотно закрыл за ними дверь, оставив одних среди голых стен.

Дамы присели к длинному столу, в конце которого маячила на окне стальная решетка. Казенное помещение наводило на грустные мысли. Казалось, здесь даже воздух пахнет железом. Это был запах безысходности, так что Ворошилову потянуло на афоризмы.

– Назвался груздем…

– Ага, полезай, – подтвердила Троекурова, глядя в сторону решета на окне. – Тут тебя и оскоблят, и помоют. Зачем обещались только…

Она имела в виду, что им обеим не стоило связываться с данным учреждением. Однако развить тему она не успела, потому что со стороны двери образовался белокурый заместитель Жердяя.

– Я вас слушаю, уважаемые, – сказал он конторским голосом.

– Мы это! – оживилась Ворошилова. – Мы доложиться пришли!

– Назовитесь, – велел Виноградов.

– Троекурова и Ворошилова…

– Точнее…

– Курва и Птушечка…

Виноградов вскинул брови и обернулся к Троекуровой.

– У нас сообщение, – уточнила та. – Государственной важности. Мы видели Римова…

– И что?

– Он просится к вам на нары…

– Интересно, интересно, – поморщился Виноградов. – Зайдите к министру.

Произнес и пропал из кабинета, словно его и не было, зато дверь почти сразу же отворилась, в проеме оказался тот же прапорщик.

– За мной, – сказал он.

Вскоре они сидели в кабинете Жердяя и пили министерский коньяк «Два в одной» и радостно скалились. Радоваться было от чего. Сообщение пришлось Жердяю по вкусу, оно было тут же оплачено. Кроме того, обеих наградили почетными грамотами «За заслуги перед отечеством».

Министр тоже не скрывал радости. Взбрыкивая ногами и хлопая ладонями по столу, он планировал дать делу немедленный ход, поскольку протоколы допросов, а также заявления «сознательных граждан» покоились теперь в папке с надписью «Досье. Разработка Римова С.И.».

Опорожнив бутыль, дамы засобирались домой. Жердяй поднялся на шатких ногах и, встав у двери, жал им руки, говорил про то, как тонко они оценили увиденное, что он никогда не забудет услуг, оказанных государству. И полез целоваться было, но потом передумал, вспомнив, видимо, с кем имеет дело.