Читать книгу "Ветеран Армагеддона - Сергей Синякин"

У вторых дверей в обшарпанных деревянных креслах скромно сидела компания нечисти в красных пиджачках и высоких гетрах, надетых поверх галифе полувоенного фасона.

Маленькая толстенькая нечисть с большими зелеными ушами, ловко поводя перепончатыми лапками с присосками, рассказывала товарищам:

— В общем, зажали «фантомы» нас под Белградом. «Мигари», конечно, техника устарелая, но в умелых руках, я вам скажу, еще очень и очень может! У меня пилот югослав, навыков у него никаких. Смотрю, раз промахнулся, потом опять ракету в белый свет, как в динар засветил! Нет, думаю, надо брать инициативу в свои руки… Перехватываю управление… пике… горка с выходом в иммельман… Смотрю, мой югослав уже и дышать перестал, он ведь к такому пилотажу не привык! Я делаю противоракетный маневр. — Ладошка большеухой нечисти ловко скользнула на уровне шерстистого брюшка. — Оторвался! Прикиньте, братцы, ушел! Ну, тут я по газам, выхожу во второй эшелон… И тут нате вам! «Стелле» идет. Пилот его, ясное дело, не видит, зато я прекрасно вижу. А управление-то в моих руках! Встаю на боевой, еще раз проверяюсь по радару, выхожу в сферу атаки! Двумя ракетами ему по фюзеляжу — шшарах! Смотрю, мой «Стелле» два раза носом клюнул, обшивка клочьями в разные стороны полетела, никакой телеметрии не надо! Горит мой «Стелле» и в пике переходит! Вот так, братва, пошерстили мы этих хваленых гремлинов в Югославии!

— Гремлинов они пошерстили! — недовольно заметил кто-то из слушателей, почесывая брюшко под распахнутым красным пиджачком. — Сами-то кто?

Рассказчик оскорбленно уставился на коллегу желтыми блюдцами глаз.

— Ты, брателло, нас с ними не равняй, — раздувая ноздри маленького носика, прошипел он. — Это у них там гремлины, джоули да омы! А мы, брателло, славяне, нам западло себя по-ихнему называть. Силы мы, понял? Я вот этой самой лапой столько этих самых гремлинов во Вьетнаме с небес отправил, если бы нас официально признавали, давно бы в Героях ходил, понял?

— Вот, — укоризненно заметил все тот же слушатель. — Из-за этого все наши беды. Грыземся, как люди, вместо того чтобы объединиться и единым фронтом ударить. Ведьмы с ламиями не желают объединяться, элементали русалками и водяными брезгуют! Распри одни, а консолидирующих элементов не видно!

Лютиков с удовольствием послушал бы этот в высшей степени поучительный разговор, но муза уже прошла в зал, видимо, неловко ей было стоять в коридоре, где запах дорогого табака смешался с резкой вонью авиационного горючего, которое для пущего кайфа потребляла нечисть.

Пещера, в которую они вошли, была огромной. Пахло серой и спиртным, игривыми женскими духами и строгими мужскими одеколонами, табаком, женским телом и еще черт знает чем. Запахи свивались в жгуты, сплетались в сложные невидимые узоры, растекались по пещере, в которой багровым и зеленым полыхало пламя, время от времени в багровость и малахитовую зелень вливались нежные фиолетовые тона, желтые вспышки чередовались с голубыми, розовыми, на далекой эстраде клубился белый дым, в котором с трудом угадывались черные беснующиеся фигурки. Басовито и тоненько сплетались в сложные музыкальные узоры звуки гитарных струн, мелким бесом рассыпался барабан и вурдалачно вскрикивал синтезатор.

— Хай! — Рядом с Лютиковым оказалась симпатичная ведьмочка. Хорошенькое личико ее не портили даже слегка выступающие из-под верхней губки клыки, рыжие волосы завивались колечками, но не скрывали задорно изогнутых рожек. — Потопчемся, малыш?

Прежде чем Лютиков сообразил что-либо ответить, между ним и ведьмочкой вклинилась муза. Вид у нее был настолько угрожающим, что сам Лютиков испугался.

— Вали, коза! — с веселым бешенством оскалилась муза. — Этого мальчика буду танцевать я!

— Так ты с девочкой… — со странной интонацией протянула ведьмочка. — Жаль, жаль! Будешь свободным, подгребай в бар «За Ахероном», спросишь Жанну!

И исчезла в водовороте танцующих.

— Я же тебе говорю, будь осторожней! — с досадой сказала муза. — Ишь, разлетелась: смотрит — вены без дырок, значит, кровь будет без дури. Ты смотри, Лютик, это тебе не райская обитель, отцедят по полной программе!

Они потанцевали немного.

Лютиков изумленно глазел по сторонам и чувствовал себя провинциалом, приехавшим из деревни в большой столичный город. Вокруг все грохотало и завывало, визжали танцующие, полыхали струями разноцветного пламени невидимые лазеры, клубился дым. Неподалеку двое бесов самозабвенно выплясывали джайв, потом незаметно их танец перешел в откровенно эротичную ламбаду, которую сменили уже и Лютиковым забытые сиртаки, а потом бесы организовали змейку, и вскоре уже, многотысячная бесконечная, она кольцами завивалась в огромной пещере, свода которой увидеть даже не стоило и пытаться.

Наконец, пришло время, когда и муза умаялась. Взяв Лютикова за руку, она повела его за собой. Помещение, в которое они попали, было ничуть не меньше пещеры, но отделано не в пример лучше. Лютиков только слышал о европейском стандарте, но здесь, глядя на стены, отделанные сияющим пластиком, на светильники, изливающие на посетителей неяркий, но дьявольский свет, Владимир Алексеевич понял, что ни один на свете стандарт никогда не сравнится с потусторонним. Вышколенные бесы скользили между столиками с легкостью мастеров фигурного катания, музыка здесь была не в пример мелодичней, ибо весь оркестр, играющий на расположенной в центре зала сцене, состоял здесь из двух гитар, скрипок и флейты, а солист обладал негромким, но приятным баритоном.

И звало нас время в маньчжурские сопки, Где красное солнце вставало в росе, А смерть оселок неумело и робко Уже подносила к блестящей косе…[22]

А в зале плакали и утешали друг друга крепкие мужики, что-то напоминала им эта песня, только Лютиков никак не мог понять, почему они плачут. Спору нет, песня была грустная, можно сказать — душевная, особенно когда пошли строки про гаолян, в котором перемешаны кости, разобрать которые можно лишь по размеру. Муза Нинель уловила недоумение любимого человека, шепотом пояснила:

— Участники русско-японской войны это, день памяти сегодня у них! Скоро «Варяг» петь будут, тогда вообще все встанут! Хорошие мужики, Лютик, бесстрашные, с папиросой в зубах в штыковые атаки ходили!

Они долго шли по залу, потом музу Нинель кто-то окликнул, она заулыбалась и потащила Лютикова к столику, из-за которого уже поднимался высокий плечистый бес с наглой ухмылкой и таким похотливым взглядом, что Владимиру тут же захотелось дать бесу в рыло.

— Крошка, ты сегодня восхитительна! — развязно сказал бес, не обращая внимания на Лютикова. Тот для беса был грешником, он их за рабочую неделю на год вперед насмотрелся. Другое дело муза Нинель! Бес самодовольно усмехнулся и объявил: — Так бы и съел тебя! Намазал серой и съел!