Читать книгу "Черная водолазка - Полина Санаева"

И потом, я не умею строго спрашивать «Ты где?», так и не научилась «знать себе цену», не умею себя «нести», не умею в нужных ситуациях быть холодной, особенно если мне горячо.

И особенно я не умею претендовать. Для этого нужно чувствовать большую внутреннюю уверенность, что ты имеешь это ужасное «полное право». И руки в боки.

Короче, у меня ни уверенности, ни прав. И я веду жизнь даже не матери, а отца-одиночки, который, наварив супу и уложив детей спать, выбегает на свидание, на ходу уничтожая признаки собственной многодетности, отмывая фломастеры с рубашки и капли Актимеля с джинсов. Но основное не ототрешь. «Давай по-быстрому, не боись, я ненадолго, я не создам проблем, я скоренько, еще один разик, еще один бутербродик – и домой…» А слова «мой сын» и «моя дочь» я произношу так, будто они сами по себе, такие ничейные дети. И я всегда готова к тому, что их надо будет отпустить. Как всех. Еще не хватало маменькиных сынков растить. И подкаблучников.

Зато у меня есть много воздуха.

Недавно я увидела, как одна девушка в клубе пошла танцевать медленный и была вся такая строгая и напряженная. А пацан ей что-то сказал и поцеловал в ухо. И тогда она выдохнула, улыбнулась и закрыла глаза. И я подумала: может, это выход – хоть иногда, хоть на время быть с кем-то. Быть чьей-то. И закрыть глаза. Ну, пусть не навсегда, на этот промежуток… И тогда можно просто прислушиваться к музыке, и она понесет, можно не вести – ни в жизни, ни в танце. Положиться на него – и танцевать. И каждый аккорд будет отдавать горячим в животе и бежать вверх как пузырьки в аквариуме. И можно потянуться и поцеловать его между шеей и плечом. Погладить по спине. Прижаться к чему угодно. И засмеяться. А музыка саккомпанирует. И это все. Лучше так, чем годами делать вид, думаю я, потому что у меня слишком много отрицательного опыта. Негативного экспириенса. Комплексы. А вы не ведитесь.

Я уже не научусь претендовать, удерживать и держаться самой, не научусь верить, что любовь может быть длиннее танца.

Максимум – он потом не отойдет, проводив тебя, к своей даме, за другой столик. Кивнув – «это было восхитительно». Дав понять – я все запомнил.

Не отправится к маме, потому что считает, что ей-то необходимо его присутствие, а ты же молодая-здоровая-вечная!

И не поедет, проводив тебя, к жене. Страстно обняв напоследок и подчеркнув, что между вами особенное, не то, что у них с женой, – обыкновенная семья. Он не ее, не мамин, он свой собственный и немножечко твой. Он пока согласен быть твоим.

И до последнего аккорда есть время. И много воздуха.

Инструкция по разлюблению

Чтобы тебяиз менявыдавить,вытравить,вывести,как тараканов,надо просеять менячерез сито,всего тысячу раз,туда-сюда,и по новой…То, что отсеялось,выбросить в раковину.А потом ещеподержать меняв ледяной воде,лучше проточной,прозрачной,так, суток несколько.Следомотжать менячерез марлюи сильно выкрутитьза два концаи в разные стороны.Из того, что осталось,пожарить сырникиили оладушки, что ли.А потом еще можнопотолочь меняв ступечугунным пестиком,как чеснок,до образованиягустойоднородной массы.

Еще бы сбрызнуть меняиз баллончикадезинфицирующейотравойсо стойким эффектоми таким же запахом.И покрыть сверху лаком.Да нет же!Зеркальной пленкой!Выдавить deL иэскейподновременно.Тот кровавый песочек,которым ты из менявысыпаешься,хорошо быпромытьотдельнов большом деревянном корыте,таком, знаете ли,старательском.И обнаружить в немсамородок.Ясно – не золото,но что-то твердое.Сделать из негобрелочекк ключам на машину.Поехать повзрослым делами тогда ужсказать себе:Ну, дорогая,а как ты хотела? —любая любовькогда-то заканчивается.

Выносимая легкость

Все вокруг сошли с ума и твердят об оптимизации, экономии, сокращении и напряжении всего. А потом жалуются, что не могут расслабиться, даже когда это необходимо. У нашего Макса, как у Муди из «Блудливой Калифорнии» (или «Калифрении»), другая проблема – он в принципе не может напрячься. И не считает это проблемой. Я иногда думаю, что правильно делает.

Когда я не покупаю чипсы, то стараюсь объяснить это заботой о здоровье детей. На что Гас мне недавно заявил: «А о моральном здоровье ты моем заботишься? Оно тоже важно! А отказывать себе в удовольствиях – вредней, чем пить колу!» Это выглядело как подготовленный идеологический демарш. Я даже заподозрила, что его подучили.

Есть у меня один знакомый друг, который не отказывает себе только в излишествах. Этот отказ для него травматичен. А он категорически не способен травмировать себя отказами. Он заботится о своем моральном здоровье. И при этом крайне и всесторонне нездоров.

Гармоничная личность: в его нездоровом теле прекрасно себя чувствует нездоровый дух. Дух нездорового авантюризма. Он и монахиню способен довести до грехопадения, потом до истерики, потом до разочарования и в грехе, и в добродетели. Впрочем, монахини его не интересуют.

Кто его интересует, сказать трудно. Его интересуют как бы все и как бы никто конкретно. Потому что если кто-то конкретно – ему легче жениться. И идти уже дальше, чтоб жизнь не стояла на месте. Он не выносит застоя. И никогда не делает того, что не выносит.

Он всеяден, особенно когда пьян. А когда он пьян, не любить его невозможно. Если мне говорят, что кавказцы, как старые солдаты, в принципе не знают слов любви, я всегда предъявляю Макса. Он говорит «Я люблю тебя» вместо «Але». Дальше разговор развивается по-разному.

«Я хочу, чтоб сегодня ты дала мне нежности», – может сказать он, уснуть к концу трехминутного разговора и исчезнуть на месяц.

А когда звонишь ему с аналогичной просьбой «Спасай меня сегодня вечером», он отвечает с ни разу не подкупающей откровенностью: «Это я могу. Но спасаю только один раз. Потом обычно засыпаю». Видимо, предыдущие спасенные обижались и жаловались на храп. Так что теперь он с нами, женщинами, предельно честен.

– Отвези меня на вокзал.

– Это я могу. Но в таких случаях я всегда обещаю и всегда подвожу.