Читать книгу "Счастье ходит босиком - Лана Барсукова"

Когда она отошла, бутылка с подсолнечным маслом исчезла. Сахарница с солонкой сиротливо смотрели друг на друга. Зато штора оттопыривалась каким-то неестественным пузырем.

– Так что вы спрашивали? Масло? Растительное? Нет, не использую.

– Как же вы жарите? – начала заводиться Людмила Ивановна.

– Жареное вредно, – назидательно сказала хозяйка, – я на пару готовлю.

«Врет как дышит, а дышит она часто», – подумала Людмила Ивановна. Но злости не было. В конце концов, нет у людей священной обязанности отвечать на вопросы интервьюеров. Могла бы вообще отказаться или дальше порога не пустить. А тут на кухню позвала, чаю предложила. Кто ж виноват, что у нее нет лишней жизни, которую было бы не жаль потратить на сравнение сортов текилы.

По укороченной схеме они быстро пришли к финалу. Идеальная анкета, в которой Людмила Ивановна буква в букву зачитывала вопросы и четко, ничего не добавляя от себя, записывала ответы респондента, готова. Инструкция выполнена на все сто процентов. Оставалось поблагодарить респондента за сотрудничество, что Людмила Ивановна и сделала.

Выйдя из сумрачного подъезда, она сощурилась на солнце. Погода стояла исключительно приятная, словно созданная для прогулок. Ветерок ободрительно обдувал лицо и слегка подталкивал в сторону скамейки, которая стояла неподалеку. Хотелось присесть, вытянуть ноги и поднять лицо к небу, где нет вопросов, нет ответов, лишь сплошное умиротворение и покой.

Людмила Ивановна присела на скамейку и попыталась унять душевную смуту, убедить себя в том, что все хорошо, все правильно. Ничего плохого она не совершила, просто выполнила свою работу. И женщину винить трудно. Она ведь хотела помочь, дать возможность интервьюеру заработать деньги. У нее мать также по домам ходит, бывают же такие совпадения. Выходит, что виноватых нет, однако в сумочке лежит набитая враньем анкета. И что с этим делать?

Хватит рассиживаться. Надо доехать до офиса и отдать две толщенные анкеты, добычу сегодняшнего трудового дня. Людмила Ивановна усилием воли встала на гудящие от усталости ноги и зачем-то на прощанье обвела взглядом окна дома. Лучше бы она этого не делала. В одном из них колыхалась штора и маячил знакомый женский профиль. Растительное масло возвращалось из эвакуации на родину, встав в шеренгу между сахарницей и солонкой. На душе стало совсем муторно.

В офисе она сдала анкеты и подписала документы на оплату сделанных анкет и на расторжение трудового договора.

– Не мое это, – объяснила она молодому человеку, проводившему инструктаж.

– Вольному воля, – философски заметил он.

Стало понятно, что он давно привык к текучке интервьюеров. Они протекали перед его глазами, как вода в водопроводном кране. Не удержишь. Да и зачем?

В коридоре встретилась толстая Сима. Она шла, как танкер, груженный полной сумкой анкет.

– Че? Много сделала?

– Ухожу я, не мое это.

– А я говорила, что респонденты рога-то пообломают! – покровительственно сказала Сима. – Хлюпики вы все, интеллигенты. Не прошли аммиачный цех, вот и не приспособлены к жизни.

Людмила Ивановна уходила из социологии. И жалела только о том, что не увидит больше Нелю и не узнает, чем закончилась ее история с вдовцом-респондентом.

Уборка

Уборки бывают разные. На разную глубину.

Когда через час могут нагрянуть гости, уборка сводится к косметическим мерам. Все, что выдает бардак, распихивают по укромным местам. Туда, куда неприлично заглядывать чужим людям, – в шкафы, под кровати, кто как привык. Людка, продавщица овощного отдела, в случае экстренной уборки прятала хаос в стиральную машинку или выкидывала на лоджию.

Но бывает уборка по вдохновению, когда руки чешутся навести порядок, при котором жизнь вещей станет такой же упорядоченной, как секс батюшки и попадьи. Людка регулярно переживала такое состояние. Не в смысле секса, с ее Ваньком это не грозило, а исключительно в смысле периодических приступов, толкающих на героическую расчистку квартиры от ненужных вещей.

Людка понимала, что и с Ваньком, и с ненужными вещами нужно что-то делать – на обоих фронтах полная беда. Но она бездействовала, терпела, а может, просто жалела силы, щадила себя. Все-таки сорок лет недавно исполнилось, поберечь себя надо. Для генерального наступления не хватало пороха. Но периодически ее подмывало что-то изменить в своей жизни. Это желание подкатывало изнутри, как неожиданный рвотный спазм, как будто Ванек вызывал у нее токсикоз. Еще час тому назад все было если не хорошо, то сносно – и вдруг толчки энергии словно подбрасывали ее, и она испытывала неудержимые позывы как-то облагородить свою жизнь. Но даже в этом состоянии, переполненная решимостью резких действий, она догадывалась, что с Ваньком разобраться труднее, чем с ненужными вещами. Да и вообще на двух фронтах сразу воевать затруднительно.

Каждый раз, когда в ее душе начинали звучать трубы, зовущие в поход за светлой жизнью, Людка благоразумно бралась за уборку, оставляя Ванька на потом. Ей даже виделось, как она сядет напротив его в просторной и чистой квартире и скажет: «Ну что, в доме больше нет ненужных вещей, только ты остался». И он уйдет посрамленный, понимая, что захламляет ее идеально чистую квартиру и правильную жизнь, за кулисами которой томится принц, дожидающийся своего выхода на сцену.

Людка так часто видела эту картинку, что даже не сомневалась, что все так и случится. Правда, в мечтах кухня была просторнее раза в два и вся какая-то залитая солнцем. А окно реальной Людкиной кухни выходило на фасад соседнего дома, который добросовестно защищал ее от ветра, солнца и картинок дальнего вида. Но мечты всегда приукрашают действительность, это нормально.

Ненормально то, что Людке ни разу не удавалось довести уборку до победного конца. Начиналось все с полного обнажения шкафов, с выдвижения в центр комнаты стоящих по углам коробок, с выворачивания содержимого комода. Потом наступала фаза ностальгического перебора каждой вещицы, вроде бы ненужной, но имеющей статус неприкосновенности. Вот крепдешиновое платье с рукавами-фонариками. В нем она гарцевала, пока была молодой и стройной. Талия в платье такая, что теперь только одна нога туда пролазит. Это же не тряпье, а вещественное доказательство былой красоты. Рука не поднимается бросить такое в мусорное ведро. Однажды юбку выкинула, так потом со стыда чуть не сгорела, когда на глазах у прохожих ковырялась в мусорных баках – назад хотела юбку вернуть. Наверное, хорошо, что на нее кто-то банку олифы перевернул, вроде как взял ответственность за судьбу юбки на себя.

Жаль, что Людка не была выдающейся личностью. Для музея в ее честь накопилось много экспонатов. Все вехи ее незатейливого жизненного пути заботливо задокументированы тряпочками, салфеточками, беретами, водолазками, сумочками, рамочками, вазочками и прочим барахлом, если смотреть на них глазами стороннего наблюдателя. А если смотреть Людкиными глазами, то они быстро увлажнялись ностальгическим туманом. Вещи получали оправдательный приговор, отселение их на свалку откладывалось, уборка превращалась в вечер воспоминаний.