Читать книгу "Проснуться живым - Надежда Первухина"

Им нужна была охота.

И жертвы.

Чтобы забыть страх. Забыть постыдное унижение.

Забыть о том, что есть Солнце, которого тебе, пресмыкающейся на брюхе твари, никогда не проглотить.

* * *

Прощание с Гремлином вышло скомканное и какое-то непонятное. Теперь практикующий маг ругал себя за это. Но возвращаться, идти снова по больничным коридорам с облупившимися, давно требующими покраски стенами, кое-где разодранным в клочья линолеумом, так и норовившим вцепиться в твои брюки и заставить растянуться на полу, было выше сил. Да плюс ко всему этот ненавистный еще со времен обучения в мединституте постоянный, неизменный, вездесущий, как какое-то особое божество гигиены и медицины, густой запах хлорки и карболки!…

К тому же, как сурово заявила запирающая за Викентием дверь дама с лицом, измученным климаксом и хроническими невыплатами зарплаты, время для посещения больных уже давно закончилось, «и нечего тут задницу просиживать, не кинотеатр».

Посему Викентий зашагал от похожего на заплесневелый кусок сыра здания больницы с нехорошим чувством, что окружающий мир принялся над ним, дипломированным магом и бывшим дипломированным же психиатром, издеваться всеми приемлемыми для издевательства способами.

Взять хотя бы погоду… Да, взять и выдрать хорошенько за все производимые ею спонтанные пакости! На календаре - середина августа, самое время для жары, разморенных полуголых москвичек и завалов из астраханских арбузов. И где все это, спрашивается? Точнее, куда, куда удалилось?! Вместо вышеуказанных благодатей зарядил проливной дождь с явной заявой на то, что «Я к вам пришел навеки поселиться», по щербатому асфальту растеклись лужи, злорадно намекая всякому бедолагепрохожему, что переехать их можно исключительно на вездеходе… И главное, холод, промозглый отвратительный холод, от которого не спрячешься и не согреешься. Как нарочно!

Викентий, исхлестанный дождем и ветром, в набрякшем от воды пиджаке (теперь его можно смело выбросить - явно не выдержал шедевр Армани капризов московской погоды) и по колено заляпанных грязью брюках (а вот им хрен что сделается, потому как пошиты они на подмосковной полуподпольной фабричке не имеющими вида на жительство вьетнамцами!) добежал наконец до вожделенных дверей метро. Нет, до этого он честно пытался тормознуть кого-нибудь из пролетающих на своих подержанных «тоетах» и «пежо» частников, но те только обдавали его фонтанами грязной воды из-под колес. Видимо, Вересаев не производил достойного впечатления. Викентий это и сам понимал, но от понимания теплее не становилось, зато пришла ядовитая мысль о том, что, будь он настоящим волшебником, все эти гордые автолюбители уже сидели бы носами в кюветах лишь по одному мановению его карающей десницы.

С этой мыслью Викентий проскочил турникет и пристроился на эскалаторе среди такой же мокрой, взъерошенной и мрачно-растерянной толпы. Толпа была какая-то молчаливая: видимо, всех морально угнетало такое надругательство со стороны погоды. Хотя, возможно, и не в погоде дело… Викентий прошел туда-сюда, хлюпая ботинками, по платформе в ожидании поезда и вдруг обратил внимание, что все вокруг - и люди, и светящиеся табло над головой, и кафельные стены станции - видятся ему в каком-то мертвенно-зеленоватом свете, словно смотрит он сквозь толщу мутноватой морской воды. Даже помада на губах у женщин была с каким-то трупным оттенком.

«Что за черт!» - помотал головой Викентий, пытаясь отогнать это странное наваждение.

Не помогло. Хуже того, бывшему психиатру стало казаться, что сам воздух загустел до кисельного состояния и все вокруг движутся как попавшие в клей мухи, а звуки отдалились куда-то, превратившись в несвязный, бестолковый шум.

«Да где же чертов поезд!» - возмутился, но как-то вяло, Викентий, чувствуя, что еще минута-две, и он сам увязнет в этой всеобщей кисельной сонливости.

И тут поезд прибыл под тяжелый, гулкий грохот и странное, нескончаемое шипение, заполнившее, казалось, все каменное чрево станции. Маг шагнул было к автоматическим дверям, но какой-то толстяк, похожий на бородатого (и борода была ярко-рыжей!) Винни-Пуха, обремененный сумками и авоськами, оттолкнул его к кафельной колонне и ринулся вперед.

Навстречу тем, кто вышел из всех вагонов замершего у платформы поезда какого-то противоестественного для столичной подземки густо-зеленого с вкраплениями ярких желтых пятен цвета.

Те, кто вышел из поезда, внешне выглядели вполне как вид homo sapiens. Это и ввело в заблуждение людей, оказавшихся на станции в тот совершенно неподходящий момент. Потому что вышедшие, все как один одетые в черные, облегающие тела комбинезоны и кожаные плащи, полы которых от любого движения разлетались темными крыльями, молниеносно, без лишнего звука рассредоточились по станции и как по команде выхватили оружие - матово сверкнувшие пистолеты с длинными, усеченными на концах стволами.

Кто-то из мужчин еще успел крикнуть «Какого черта?!», какая-то женщина (или две?) истерически завизжали «Милиция!», и тут начался ад. Те, в плащах, открыли стрельбу, и несчастная станция Московского метрополитена вмиг превратилась в бойню, где смешались вспышки выстрелов и дикие, страшные вопли людей.

Можно сказать, что Викентию повезло. Он, в первое мгновение кошмара просто оцепеневший от ужаса возле своей колонны, во второй момент упал, погребенный под двумя уже мертвыми телами - того самого торопливого рыжебородого толстяка с головой, превращенной в кашу из крови и костей, и какой-то девушки, окровавленной так, словно с нее содрали кожу…

«Почему я не теряю сознание? - отрешенно как-то думал Вересаев.- Что это означает? Террористы? Война? Почему я до сих пор еще жив?»

Он лежал, вжавшись щекой в грязный гранитный пол станции, ощущая, как сверху на него давят тяжестью мертвые коченеющие тела и на шею медленно капает остывающая кровь. Он не двигался, но пытался хоть краем глаза наблюдать, что творится. Ад продолжался. Викентий видел, как растерзанная толпа рвется к эскалатору наверх, но с эскалатора людей тоже поливают огнем из каких-то странных, фантастической конструкции автоматов. Как с противоположной стороны подкатил второй поезд, и из него тоже вывалилась толпа с пистолетами… Но самое жуткое было даже не это.

Вопли, выстрелы, хрипы и визг перекрывал странный непрекращающийся звук, от которого леденело все внутри.

Звук шипения тысяч и тысяч змей.

Викентий вспомнил, как увидел громадную кобру за стеклом вагона, когда ехал к Степану, и от внезапной, непонятной слабости закрыл глаза.

«Все равно убьют. Это несомненно. Кажется, Надежда - именно этого и добивалась…»

Он неожиданно сморщился и чихнул - от шибанувшей в нос адской смеси из запахов кислой кожи, крови, какой-то болотной гнили и… духов.

«24, Фабор».

Их ни с чем не спутаешь.

Викентий открыл глаза. У него перед носом красовались черные тяжелые хромовые ботинки полуармейского образца.