Читать книгу "Я прятала Анну Франк. История женщины, которая пыталась спасти семью Франк от нацистов - Мип Гиз"

В один жаркий июльский день я закончила работу пораньше. В конторе было тихо и сонно. Я решила подняться в убежище и поговорить с тем, кто захочет. Такие внезапные визиты всегда радовали наших друзей – время текло для них быстрее.

Я поднялась по крутой лестнице, прошла мимо комнаты господина и госпожи Франк и увидела Анну возле зашторенного окна. Я вошла. Мои глаза не сразу привыкли к сумраку – в конторе было намного светлее. Анна сидела за старым кухонным столом возле окна. Со своего места она могла видеть большой каштан и сад, но при этом оставаться незамеченной.

Анна что-то увлеченно писала и не замечала меня. Я тихо стояла в дверях и уже собиралась уходить, когда она вдруг обернулась.

Мы с ней общались часто. Анна была как хамелеон, ее настроение быстро менялось, но она всегда держалась очень дружелюбно, обожала меня и восхищалась мной. Но в тот момент я заметила на ее лице выражение, которого не видела прежде. Это была мрачная сосредоточенность, словно у нее мучительно болит голова. Вид ее так поразил меня, что я ничего не могла сказать. Я молчала и глядела в мрачные глаза Анны. Она казалась чужой и незнакомой.

Меня заметила госпожа Франк – я услышала ее мягкие шаги за спиной. Когда она заговорила, я сразу поняла, что она недовольна ситуацией. Она заговорила по-немецки – это случалось только в самые сложные моменты. И все же голос ее был очень мягким и добрым.

– Да, Мип, наша дочь – писательница.

При этих словах Анна поднялась, закрыла книгу, в которой писала, и с тем же мрачным выражением произнесла суровым тоном, какого я никогда не слышала:

– Да, и о тебе я тоже пишу.

Она продолжала смотреть на меня. Я подумала, что надо что-то сказать, но смогла выдавить из себя только сухое:

– Это очень мило…

Я повернулась и вышла. Мрачное настроение Анны меня встревожило. Дневник становился ее настоящей жизнью. Сама того не желая, я ворвалась в очень интимный и глубоко личный для нее процесс. Я спустилась в контору расстроенная и весь день думала об этом. Наверху была не Анна – ее мое появление не смутило бы. Это был другой человек.

Голос Гитлера по радио стал еще более истеричным, слова часто не имели смысла. Было очевидно, что он пытается вдохнуть новую ярость в своих отступающих солдат. Он кричал о таинственном новом оружии, которое делают на его заводах, и грозил союзникам сокрушительным ударом. Это был голос отчаявшегося фанатика, а не военачальника.

Но несмотря на приближение союзников, жизнь в Амстердаме становилась все тяжелее. Иногда я сидела за своим столом, постукивая кончиком карандаша по подоконнику и бездумно глядя на канал. Хотя у меня было полно работы, я не могла сосредоточиться. Думала о своих друзьях – их не было слышно, но я знала, что они рядом. Чувствовала себя слишком слабой, чтобы помочь им. Господи, думала я, что еще я могу сделать? В какой магазин еще не зашла? Что с нами будет?

Тяжелее всего в такие моменты было то, что я не могла ни с кем поговорить об этом – ни поделиться с господином и госпожой Франк, ни рассказать о своих чувствах господину Коопхейсу, с которым общалась чаще всего. Я не могла сказать об этом даже Хенку – у него была тяжелая работа, и я не хотела обременять его своими переживаниями.

Когда у меня выдавался особенно трудный день, домой я приходила совершенно без сил. Иногда замечала, что и Хенк совершенно измотан. Мы не жаловались друг другу. Я просто старалась приготовить самый вкусный ужин из того, что у нас было. Мы с Хенком и Карелом садились за стол. Карел часто болтал – в своей вынужденной изоляции он скучал по обществу. Мы с Хенком в основном молчали. Иногда ходили к нашим друзьям напротив – невзирая на комендантский час – и слушали голландские новости из Лондона.

Знакомый голос произносил: «Добрый вечер. Вы слушаете «Радио Оранж» из Лондона. Но сначала несколько сообщений: «Сойка ходит по крыше», «У велосипеда спустили шины», «Автомобиль едет не по своей полосе».

Эти бессмысленные фразы были шифрованной информацией для подпольщиков.

«Радио Оранж» сообщало новости о бригаде принцессы Ирены, которая сражалась вместе с канадцами с момента высадки в Нормандии. Мы с гордостью узнали о том, что двести пятьдесят голландцев воюют в английской авиации.

В конце июля произошло серьезное покушение на жизнь Гитлера. Несколько часов все думали, что он погиб, но потом он выступил по германскому радио, чтобы развеять сомнения.

Через несколько дней «Радио Оранж» сообщило, что Двенадцатая армия под командованием генерала Брэдли прорвала германский фронт. Затем Третья армия генерала Паттона взяла Авранш. Казалось, Западный фронт трещит по швам. Мы думали, что немцы скоро отступят.

Новости были моим лучшим лекарством.

Лежа в постели, я слышала, как английские бомбардировщики летят в Германию, как стреляют пушки противовоздушной обороны. Днем в том же направлении пролетали американские бомбардировщики. Силы возвращались ко мне. Ночью «Радио Оранж» сообщало о разбомбленных германских городах – Гамбурге, Берлине, Штутгарте, Эссене…

Я могла лишь надеяться, что эта ужасная война вот-вот кончится. Мы все знали, что это случится скоро.

Часть третья. Самые тяжелые дни

Глава 15

Была самая обычная пятница, 4 августа 1944 года. Утром я, как всегда, поднялась в убежище, чтобы забрать список покупок. Наши друзья истосковались за долгую, одинокую ночь. Они были рады меня видеть. У Анны, как всегда, было много вопросов. Она хотела поговорить со мной. Я пообещала, что вернусь днем с покупками, и мы поговорим, как следует, но пока мне было некогда. Я вернулась в контору и занялась делами.

Рядом со мной работали Элли Фоссен и господин Коопхейс. Где-то около двенадцати я подняла глаза. В дверях стоял человек в гражданском. Я не слышала, как открылась дверь. Человек наставил на нас револьвер.

– Не двигайтесь, – приказал он нам на голландском языке. – Оставайтесь на своих местах.

А затем он прошел в кабинет, где работал господин Кралер. Мы окаменели от ужаса.

– Мип, похоже, это случилось, – прошептал господин Коопхейс.

Элли задрожала. Господин Коопхейс смотрел на дверь, но оттуда никто больше не появился. Видимо, человек с револьвером был один.

Как только он вышел из нашего кабинета, я быстро вытащила из сумки фальшивые продуктовые карточки, деньги и обед Хенка и стала ждать. Обычно в это время Хенк приходил обедать. Скоро на лестнице раздались его знакомые шаги. Он не успел войти, как я подбежала к двери, схватила его за руку и проговорила:

– Хенк, у нас небезопасно.

Я сунула ему в руки собранное и вытолкала его прочь. Хенк сразу все понял и исчез.

Сердце колотилось у меня в груди. Я вернулась к столу, где велел мне оставаться человек с револьвером.

Когда Хенк ушел, господин Коопхейс заметил, что Элли вся дрожит и плачет. Он достал из кармана бумажник, передал его Элли и сказал: