Читать книгу "От тьмы – к свету. Введение в эволюционное науковедение - Валерий Даниленко"

По мнению А. П. Огурцова, в нашей философии науки сложилось предубеждение против неопозитивизма. Он утверждает, что члены Венского кружка вовсе не стремились вслед за Л. Витгенштейном к уничтожению философии. Они, оказывается, стремились к поиску новой философии, которая, в отличие от старой, на самом деле смогла бы быть надёжной опорой для анализа науки. Они, оказывается, пытались создать «научную» философию, ниспровергая прежнюю как не науку.

А. П. Огурцов писал в начале 4-ой главы: «Задача этой главы заключается в выявлении тех предубеждений, которые сопровождают возникновение и историю Венской школы неопозитивизма и которые даже усилились в историцизме постпозитивистской философии науки… На самом деле… подвергалась критике прежняя метафизика, а не философия как таковая» (там же. С. 62).

Свежо предание, да верится с трудом. Даже если и признать, что неопозитивисты искали такую философскую теорию, которая будет полезна для науковедения, то как расценивать их заявления о том, что философия – не наука?

По А. П. Огурцову выходит, что они имели в виду не философию вообще, а лишь прежнюю философию. Возникает вопрос: могут ли претендовать на создание «научной» философии люди, которые ничтоже сумняшеся сбрасывали с корабля современности Р. Декарта и И. Гердера, Г. Гегеля и Г. Спенсера и т. д., и т. д.?

По дурной традиции членов Венского кружка называют неопозитивистами, а одним из основателей позитивизма, как известно, был Герберт Спенсер. Если бы последний узнал о таких «преемниках», он перевернулся бы в гробу. Вместе с И. Гердером он указал нам путь к построению синтетической философии, назначение которой состоит в обобщении достижений частных наук. А чем занимались так называемые неопозитивисты? Они разрушали философию по преимуществу. Они потому и вышли на критику языка, чтобы с её помощью выполнить свою «деконструктивную» работу по отношению к философской науке.

Реанимировать неопозитивистский труп – не самое благородное занятие. Зачем подливать масла в огонь? Мы и без неопозитивистов видим, как этот мир расползается на наших глазах по швам.

От реанимации неопозитивизма отказались ещё постпозитивисты, о которых в негативном контексте упоминает в приведённой цитате А. П. Огурцов. Почётное место среди них принадлежит Стивену Тулмину. Именно он имеет право причислять себя в позитивистам, поскольку от Л. Витгенштейна он ушёл и направился к Г. Спенсеру – в его концепции универсального эволюционизма. Но у С. Тулмина был союзник – Уиллард Куайн (1908–2000), которого Барри Страуд называет «ведущим философом современности» (Аналитическая философия / Сост. А. Р. Грязнов. М., 1993. С. 169).

Термин концептуальная схема У. Куайн наполнил рельным содержанием. Под этим термином он имел в виду систему понятий, лежащую в основе той или иной науки. При этом он обращал внимание на историческую изменчивость концептуальных схем у тех или иных наук.

Своеобразие философской концептуальной схемы У. Куайн видел в чрезвычайно высоком уровне абстрактности её категорий. Суммируя взгляды У. Куайна на определение задач науки вообще и философии в частности, Барри Страуд писал: «Наука является попыткой постичь смысл мира – внести действенную степень простоты и понятийности в поток опыта… Философия продолжает этот процесс на более высоком уровне общности. Она пытается найти простейшую и наиболее общую схему, на основе которой следует говорить о существующем» (Аналитическая философия / Под ред. А. Р. Грязнов. М., 1993. С. 170).

Как видим, понятие философской концептуальной схемы сродни понятию онтологической (философской) картины мира, до построения которой неопозитивистам было так же далеко, как до солнца.

Синтезировать философию науки лучше без неопозитивистов. Намного плодотворнее выглядит у А. П. Огурцова оценка теории Т. Куна. Совершенно справедливо он указывает в своей книге на ошибочную интерпретацию этой теории. В неё впадал, например, С. Тулмин.

А. П. Огурцов писал: «Обычно концепцию научных революций Куна отождествляют с идеей прерывности развития науки, с принципиальным отказом от какой-либо преемственности в историко-научном прогрессе. На деле же Кун отдавал приоритет догме в истории науки, подчёркивал значимость “нормальной науки”, обеспечивающей совокупность реальных достижений научного знания – решение “головоломок”» (Огурцов А. П. Философия науки: двадцатый век. Концепции и проблемы. В трёх частях. Ч. 1. СПб., 2011. С. 356).

Теория Т. Куна обладает несомненным синтетическим потенциалом. А. П. Огурцов это продемонстрировал ещё в книге «Философия науки эпохи Просвещения». Удивляя своих читателей блестящей эрудицией, он показал в ней, что политическая революция и научная могут вступить не в метафорические отношения, а в реальные. Революционный дух во Франции XVIII в. проникал в её науку. Другая ситуция сложилась после Великой французской революции. В особенности в начале XIX в. разочарование в её результатах отрезонировало в упаднических настроениях, появившихся и среди учёных.

Иная ситуация в науке сложилась на рубеже XIX–XX вв. Идея революции в науке стала вновь вдохновляющей. А. П. Огурцов так оценивает эту ситуацию: «Чувство краха старой науки и предчувствие новой лихорадочной эпохи охватило и учёных. Новые открытия стали оцениваться ими как научная революция, как революционный переворот в физических представлениях о структуре материи, о пространстве и времени, о взаимоотношении различных сил и форм движения» (там же. С. 342–343).

Вторая часть. Наука в социокультурной системе

Вторая часть анализирумой книги А. П. Огурцова выводит читателя на необозримые просторы современной культуры. Если в первой её части в центре внимания её автора были исследовательские программы, то во второй он переходит к многообразным связям науки с культурой. Сам он сформулировал цель этой части в названии её второй главы: «От исследовательским программ – к образцам культуры» (там же. Ч. 2. С. 33).

Под образцами культуры А. П. Огурцов имеет в виду её идеалы. Эти идеалы (истина, красота, добро, справедливость и т. п.) не могут не влиять на развитие науки. Под их влиянием в ней складываются свои идеалы, среди которых А. П. Огурцов ставит на первое место идеал научности. Этот идеал в свою очередь выступает как мощный фактор для развития культуры в целом.

«Что же такое идеал научности, или идеал познавательной деятельности? – пишет А. П. Огурцов. – Если попытаться раскрыть содержание этого понятия, то следует указать, что идеал научности – это:

• во-первых, некоторый исторически конкретный критерий, эталон оценки, некий нормативный образец, принятый в научном сообществе им оцениваемый;

• во-вторых, некоторое субъективное представление членов научного сообщества о том, что приемлемо и что неприемлемо, что обоснованно и что необоснованно;

• в-третьих, принципы выбора определённых методологических и теоретических альтернатив, составляющих тем самым важную компоненту научно-исследовательской программы, принимаемой научным сообществом;

• в-чётвёртых, механизм, обеспечивающий определение и выбор целей и средств познавательной деятельности;