Читать книгу "Безмолвный пациент - Алекс Михаэлидес"

И тут Пол что-то очень тихо проговорил.

– Что? – переспросила я. – Не слышу!

– Я, говорю, попал в беду. Алисия, мне очень нужна твоя помощь!

– Что случилось?

– Это не телефонный разговор. Пожалуйста, давай встретимся.

– Но… я не могу примчаться в Кембридж сию секунду, – заколебалась я.

– Я сам приеду сегодня вечером, идет?

Что-то в голосе Пола заставило меня согласиться не раздумывая. Он был в отчаянии.

– Конечно, приезжай. Хотя бы намекни сейчас, в чем дело!

– Расскажу при встрече. – С этими словами Пол повесил трубку.

Я все утро думала над его словами. Видимо, случилось нечто из ряда вон выходящее, если из всех людей на свете он решил обратиться именно ко мне. Дело в Лидии? Или что-то с домом? Я терялась в догадках.

После обеда я уже не могла сосредоточиться на работе. Конечно, винила жару, однако на самом деле мои мысли были далеки от живописи. Я слонялась по кухне, периодически поглядывая в окна, пока не увидела на улице Пола. Он помахал мне рукой:

– Привет, Алисия!

Первое, что бросилось в глаза, – жуткий вид Пола. Он чудовищно похудел; особенно заметно это было по лицу – просто-таки череп, обтянутый кожей. Он выглядел тощим, как скелет, нездоровым, измученным. И напуганным. Я пригласила его в кухню, где работал переносной вентилятор, и предложила пива. К моему удивлению, Пол попросил чего-нибудь покрепче. С каких это пор он пристрастился к крепкому алкоголю? Я налила ему немного виски. Пол, думая, что я не вижу, долил доверху. Поначалу он ничего не говорил, и некоторое время мы сидели в молчании. А потом снова произнес фразу, которую я услышала по телефону: «Я попал в беду». Я спросила, не связано ли это с домом. Пол удивленно уставился на меня и помотал головой.

– Тогда что?

– Дело во мне, – наконец выдавил он. – Я здорово увлекся азартными играми, и в последнее время счет складывается не в мою пользу.

Оказалось, Пол часто играл, причем уже много лет. Поначалу игра была поводом выбраться из дома – чтобы куда-то идти, что-то делать, хоть как-то развлекаться. Я не могла его винить: у живущих с Лидией источники радости очень ограничены. Он проигрывал все больше и больше, и теперь дело зашло слишком далеко. Пол начал снимать деньги со счета в банке, который имелся у него на черный день, хотя снимать там и так было нечего.

– Сколько тебе нужно? – прямо спросила я.

– Двадцать кусков.

Я не могла поверить своим ушам.

– Ты проиграл двадцать тысяч?

– Не сразу. Я перезанимал у других людей, и теперь они требуют вернуть долг.

– У каких людей?

– Если я не отдам деньги, все будет очень плохо.

– Ты матери говорил?

Ответ на свой вопрос я знала заранее. Пол – разгильдяй, но не идиот.

– Нет, конечно, – подтвердил он мою догадку. – Мама меня прибила бы… Алисия, выручай! Собственно, за этим я и приехал.

– Но я не располагаю такой суммой, Пол.

– Я все верну, – заныл он. – Сейчас вся сумма и не нужна. Дай хотя бы немного.

Я ничего не ответила, и он продолжал уговаривать. Как выяснилось, «они» собирались прийти за первой выплатой сегодня же вечером, и Пол просто не мог вернуться домой с пустыми руками. Он умолял одолжить любую сумму, хоть сколько-нибудь. Я растерялась. С одной стороны, я хотела помочь Полу, но в то же время осознавала, что эту проблему надо решать по-другому. Я также понимала, что нельзя говорить тете о его финансовых проблемах. Как бы я сама поступила на месте Пола? Неизвестно, что хуже – встретиться лицом к лицу с крепкими ребятами, вышибающими долги, или испытать на себе гнев Лидии.

– Я выпишу тебе чек, – решилась я.

Пол униженно благодарил, повторяя «Спасибо! Спасибо!». Я выписала чек на две тысячи фунтов с выдачей наличных предъявителю. Наверняка Пол рассчитывал на большее, но я никогда не попадала в подобные передряги. И мне почему-то не очень верилось в его историю. Что-то в его рассказе отдавало фальшью.

– Может, я смогу одолжить больше, сначала надо поговорить с Габриэлем. А вообще, будет лучше, если мы с тобой придумаем, как выпутаться из этой неприятности по-другому. Брат Габриэля – юрист. Думаю, он…

– Нет! – Пол подскочил, как ужаленный. – Нет! Нет! Только не говори Габриэлю! Не вмешивай его сюда! Умоляю! Я сам справлюсь! Я справлюсь!

– А Лидия? Тебе следовало бы…

Пол отчаянно замотал головой и быстро выхватил чек. Взглянув на сумму, явно расстроился, однако вслух ничего не сказал и вскоре уехал.

После встречи у меня на душе остался нехороший осадок, будто я подвела Пола. Это чувство постоянно возникало по отношению к нему, с самого детства. Я жила с его ожиданиями, которые не могла удовлетворить. Пол хотел от меня материнской заботы. Он так и не понял, что я не из тех, кто может заменить мать.

Когда Габриэль вернулся домой, я все ему рассказала. И, конечно, он здорово разозлился. Мол, я не должна была давать Полу ни гроша: я ничего ему не должна и не обязана нести за него ответственность. Понимая, что Габриэль прав, я все равно не могла избавиться от чувства вины. Мне удалось сбежать из дома, от Лидии, а Полу – нет. Он так и остался там, словно в ловушке, маленьким восьмилетним мальчиком. Я хочу помочь ему, но как?

6 августа

Весь день я рисовала, экспериментируя с фоном для картины с Иисусом. Набрасывала эскизы с фотографий, которые мы с Габриэлем сделали в Мексике, – красная потрескавшаяся земля, темные сухие остовы колючих кустарников, – пытаясь уловить ощущение невероятной жары, крайней обезвоженности… Неожиданно до моих ушей донесся голос Жан-Феликса, зовущего меня по имени. В первое мгновение я хотела не отвечать и притвориться, что меня нет дома. Затем щелкнул замок калитки, и я поняла – поздно. Высунулась из окна. По саду шагал Жан-Феликс.

– Привет, малышка! – Он заулыбался. – Не помешаю? Трудишься?

– Вообще-то, да.

– Отлично, отлично! Так держать! До открытия выставки всего шесть недель, а ты дико выбилась из графика. – Жан-Феликс расхохотался своим противным смехом. Видимо, эмоции отразились на моем лице, так как он тут же добавил: – Шучу, шучу! Я над душой стоять не буду.

Я молча вошла в мастерскую, а Жан-Феликс последовал за мной и, пододвинув к вентилятору стул, с удобством расположился. Затем закурил сигарету, и сизый дым закружился вокруг него в потоке воздуха. Я повернулась к мольберту и взяла кисть. Я работала, а Жан-Феликс всё говорил и говорил. Жаловался на жару – мол, архитектура Лондона, в отличие от Парижа и ряда других городов, не рассчитана на такую экстремальную погоду… Вскоре я перестала вслушиваться. А он все болтал – ныл, восхвалял себя, оправдывал себя, любовался собой, нагоняя смертельную скуку бесконечными излияниями. Он ни о чем меня не спрашивал. Он не был заинтересован во мне. Даже после стольких лет он видел во мне лишь средство к достижению собственной славы, аудиторию для своего шоу.