Читать книгу "Скажи, что будешь помнить - Кэти Макгэрри"

Общаться с Дриксом легко, и мне приятно, что хотя бы что-то в моей жизни дается без напряжения.

– Ты действительно не представляешь такого рода заголовки?

Он раздраженно поигрывает скулами.

– «Губернаторская Дочь Спасена Сомнительным Героем».

Дрикс невесело усмехается:

– «Ярмарка Полна Опасностей, Губернаторская Дочка в Беде». Лично мне больше нравятся те, где я выгляжу супергероем. «Крестоносец Приходит На Помощь».

– «Бурный Роман Губернаторской Дочери».

Дрикс поворачивается ко мне.

– Такого я не видел. Видел другие, где они задаются вопросом, сойдемся мы или нет.

Переворачиваюсь на спину, опускаю голову на подушку и смотрю на белый потолок. Дело не в смелости, дело в отчаянии.

– Этого моя мама и боялась.

– Поэтому и приняла меня так холодно. Разумно.

– Да. – Я кладу руки на грудь и живот и ощущаю ритм своего дыхания.

– Я попала на ту ярмарку, потому что хотела хотя бы несколько минут побыть нормальной и вовсе не собиралась становиться объектом обсуждений. Если случившееся превратилось в постоянную тему для разговоров за обедом с выяснением, что я сделала не так, то это произошло помимо моего желания. Прогулка по ярмарке не планировалась как нечто предосудительное. Я просто хотела побыть нормальной.

Хендрикс

Трибуна взрывается восторженными криками, телекомментатор твердит о хоумране. Вид у Элль такой чертовски потерянный, что та часть меня, которая тоже чувствует себя потерянной, хочет подхватить ее на руки и крепко обнять.

Склоняюсь над кроватью, которая больше целой комнаты Холидей, шарю по столику и выключаю телевизор. Ни ей, ни мне дополнительный шум не нужен. Если она схожа в чем-то со мной, то голосов у нее в голове предостаточно. Поворачиваюсь на бок и смотрю на Элль. Элль смотрит в потолок.

Волны грусти идут от нее одна за другой. Несколько недель назад я бы сказал, что она – богатая девушка, у которой есть все, но с тех пор мое мнение переменилось. Я увидел, как люди обращаются с ней во время пресс-конференции, увидел гнев на лице ее родителей, когда мы вернулись в комнату, услышал, как они кричат, а потом обнаружил, как вся жизнь Элль разворачивается и проигрывается, твит за твитом, в интернете.

– Твой отец давно в политике?

– Вечность. Своей политической партии он помогал всегда, а когда мне исполнилось одиннадцать, отказался от медицинской практики и принял участие в губернаторских выборах.

– Тебе это нравится?

Она пожимает плечами:

– Нравится или не нравится – от меня ничего не зависит. Отец любит быть в гуще перемен. Он попросил моего разрешения баллотироваться, я согласилась, потому что у него есть прекрасные идеи насчет того, как сделать мир лучше. Признаюсь, медиа добавили сложностей, которых я не ожидала, но оно того стоило. Папа действительно добивается позитивных перемен.

С этим не поспоришь. Если бы не предложенная ее отцом программа, для участия в которой меня выбрали, я и сейчас сидел бы в тюрьме. Благодаря ему я дома, с семьей, пытаюсь наверстать потерянное время. То же относится и к Маркусу, который сам признает, что попал бы в уличную банду, если бы не программа.

– Нравится работать на отца? Слышал, тебя привлекают, и ты даже с речами выступаешь от его имени.

Она тянет в сторону розовые губы, и это движение воплощает само совершенство.

– И кто тут кого преследует в Фейсбуке?

Она права. Побывав у нее дома, я зашел в библиотеку и постарался узнать как можно больше об Элль.

– Так тебе нравится?

– Следующий вопрос. – В голосе слышится напряжение, и я смотрю ей в лицо. Да, не нравится, но она делает, что должно. В этом я прекрасно ее понимаю.

– А если скажешь, что не хочешь?

– Не могу. У них связаны со мной некоторые ожидания, и я обязана оправдать их. Такая вот работа, часть меня самой. По крайней мере, сейчас. Но так будет не всегда. Еще один год, а потом я смогу носить очки постоянно. Главное – пройти этот год без ошибок.

– Носить очки отец не разрешает?

– Был проведен опрос насчет очков, и вроде бы я нравлюсь людям больше без них. Так что в разъездах приходится носить контактные линзы.

– А мне нравятся твои очки.

Элль поворачивает голову в мою сторону.

– Лгунишка.

Я скрещиваю пальцы над сердцем, и по ее губам растекается грустная улыбка.

– Тогда ты один такой. Через несколько минут мне нужно быть в мамином номере. Мне сделают укладку и макияж. Подберут одежду и обувь. Меня сфотографируют, а снимок поместят в Инстаграм. Все мои аккаунты давно ведут другие люди. На следующей неделе мы с мамой идем в салон, где моим волосам придадут нужный оттенок, благодаря которому люди станут воспринимать меня более серьезно. А потом я получу линзы, которые сделают мои голубые глаза еще голубее.

Голубее голубых. В голове у меня сплетается целая цепочка ругательств, вот только ни одно из них нельзя говорить в присутствии Элль.

– Тебе не нужно ничего менять.

Щенок грызет ей пальцы, и она чешет его за ушами.

– Как думаешь, не дать ли ему кличку? Родители ни за что не разрешат взять его домой, а мне до смерти хочется как-то его назвать. Думаю, ему подойдет что-нибудь свирепое, вроде Спайка[2] или Слейера[3].

Злость толкает меня в спину, как пружина.

– Так тебе это люди говорят? Что ты должна меняться? Чушь.

Пугающий взгляд голубых глаз впивается в меня, и где-то в затылке включается сигнализация, настойчиво предлагающая брать ноги в руки и искать спасения.

– Неужели? Когда мы разговаривали в последний раз, ты вроде бы объяснял, что намерен выполнять все указания моего отца, а теперь, когда я воспользовалась твоим советом, называешь это чушью?

– Тут другое дело.

– Как это?

– Может, ты забыла, но я – преступник. Облажаюсь – загремлю в тюрьму. Еще один второй шанс мне никто не даст, и у меня нет команды, которая бы «подчищала» за мной мои ошибки.

– Это шутка? Насчет ошибок? Я гуляю на ярмарке, и это становится новостью национального масштаба. Мне не позволено делать ошибки. Эта игра называется «Совершенство», и ты заблуждаешься, если считаешь ее легкой. Если я облажаюсь, то пущу под откос карьеру отца и потеряю свой шанс заняться в жизни тем, что мне по-настоящему нравится. А потому не веди себя так, будто под давлением здесь ты один. Таких полно вокруг.