Читать книгу "Политики природы. Как привить наукам демократию - Брюно Латур"

Вторая совокупность отвечает на вопрос: что за порядок должен быть установлен для этого общего мира, сформированного группой новых и старых пропозиций? В этом суть второй власти, которую мы называем упорядочением.

Две важные гарантии обеспечивают приемлемый ответ на этот вопрос. Во-первых, ни одно новое существо не может быть допущено в общий мир до того, как мы выясним, совместимо ли оно с теми, кто уже получил гражданство. Невозможно, к примеру, предъявив ультиматум, избавиться от всех вторичных качеств• под предлогом того, что только первичные качества• вне установленного порядка являются составными частями общего мира. Конкретная работа по установлению иерархии посредством компромиссов и соглашений позволит, если можно так выразиться, смириться с новизной существ, которую процедура принятия в расчет склонна преувеличивать. Отсюда следует требование публичности• иерархизированных объединений, которая приходит на смену подпольной деятельности, вполне допустимой при старой Конституции. Во-вторых, как только дискуссия окончена, а иерархия установлена, к ним не следует возвращаться: напротив, нам следует научиться использовать эти миропорядки в качестве безусловной предпосылки будущих рассуждений. Без требования учреждения дискуссия будет бесконечной, и мы больше не сможем узнать, в каком общем, очевидном, несомненном мире должна протекать жизнь коллектива. Таково требование закрытия• дискуссии.

Чтобы выразить это яснее, таблица 3.2 вкратце объясняет предлагаемые нами термины.

Таблица 3.2. Терминология, которую мы выбрали для замены выражений «факты» и «ценности»

Прежде чем двинуться дальше, отметим, что вместе с этим новым разделением властей и его четырьмя вопросами мы не предлагаем никакой опасной инновации: мы всего лишь даем более строгое описание того, что неприемлемое различие фактов и ценностей делало не подлежащим описанию. Пусть это будет пример прионов, этих нестандартных протеинов, которые считаются ответственными за возникновение болезни, известной как «коровье бешенство». Бесполезно, как мы теперь понимаем, требовать от ученых, чтобы они окончательно доказали существование этих агентов, чтобы затем политики скрепя сердце могли задаться вопросом, что они должны делать. В самом начале этого дела г. Ширак затребовал к себе г. Дормона, специалиста по этим крохотным существам: «Возьмите на себя ответственность, господин профессор, скажите нам, ответственны ли прионы за возникновение болезни или нет?» На что профессор, как и подобает добросовестному исследователю, хладнокровно ответил: «Со всей ответственностью заявляю вам, господин президент, что я не знаю…» Предмет оживленной дискуссии, прионы смогли озадачить – условие № 1 – не только исследователей, но и животноводов, еврократов, потребителей и производителей животной муки, не говоря уже о коровах и премьер-министрах. Претенденты на существование, прионы приносят с собой столь необходимую внешнюю реальность, которая требуется для оживления коллектива. Единственное, чего от них никто не ожидает, кроме закоренелых модернизаторов вроде г. Ширака, это лишать слова коллектив, ссылаясь на свою бесспорную сущность. По завершении текущей процедуры они рассчитывают эту сущность• наконец обрести.

Кто должен выносить суждение относительно этих прионов, претендующих на продолжительное и опасное существование? Разумеется, биологи, а также представители широкой ассамблеи, состав которой должен быть определен в результате длительного поиска надежных свидетелей, способных дать свой совет, одновременно сомневаясь и располагая необходимыми компетенциями: требование № 2 – важность консультаций. Этот поиск подходящих официальных представителей заставит проделать сложную работу среди ветеринаров, животноводов, мясников, чиновников, не забывая при этом о коровах, быках, баранах и их детенышах, которые должны все вместе так или иначе принять участие в консультациях, в соответствии с процедурой, которую придется всякий раз изобретать заново: одни придут из научных лабораторий, другие – из политических ассамблей, третьи будут продиктованы законами рынка, четвертые – администрацией, но все они окажутся вовлечены в процесс производства авторитетных или сомнительных советов.

Как мы видим, власть принятия в расчет выражается в чем-то вроде приведения коллектива в состояние боевой готовности: лаборатории работают, фермеры изучают, потребители беспокоятся, ветеринары посылают сигналы, эпидемиологи анализируют свою статистику, журналисты проводят расследования, коровы волнуются, бараны трясутся от страха (107). Нам не следует тотчас отменять этот режим всеобщей готовности, стабилизируя факты – общий мир внешней природы, – чтобы сразу перейти к социальному миру и тем достаточно иррациональным представлениям, которые имеют о нем люди. Нам не стоит впутывать сюда именно продиктованное благоразумием различие фактов и ценностей.

Нам совершено незачем смешивать все в одну кучу: новое разделение властей станет очевидным, заставив коллектив пройти через процедуру, незаконную с точки зрения власти, которая занимается принятием в расчет•, но которая тем не менее может обрести смысл благодаря власти упорядочения•. Та же самая разношерстная и противоречивая ассамблея прионов, фермеров и премьер-министров, молекулярных биологов и поедателей бифштексов подпадет под юрисдикцию этой второй ветви власти, которая должна задать рамки научной дискуссии, успокоить разгоряченные умы, развеять тревогу, но только при условии, что она не будет делать это по-старому, так как теперь это будет, если можно так выразиться, антиконституционным. Прежде всего, нельзя навязывать искусственное разделение на факты и ценности, которое обязывало нас произвольно определять, что подлежит, а что не подлежит обсуждению, предлагая правительству прервать дискуссию своим волевым решением, а точнее – прибегнув к произволу.

Стоит задать себе другой вопрос: можем ли мы жить вместе со столь неоднозначными претендентами на существование, как прионы? Теперь мы переходим к условию № 3 – требованию публичности и иерархии. Нужно ли полностью изменить все европейское животноводство, весь цикл производства мяса или животной муки, чтобы найти место для каждого и встроить их в единую систему, которая расположит их в порядке важности? Мы прекрасно понимаем, что речь идет не об этическом вопросе, который «следует» из вопроса о фактах, уже установленных. Только близкое знакомство с дискуссией о существовании претендентов, которая до сих пор продолжается и окончания которой мы теперь не обязаны дожидаться, позволяет определить важность необходимых изменений одновременно во вкусах потребителей, введении сертификатов качества, биохимии протеинов, пастеровской концепции эпидемий, построении трехмерных моделей протеинов (108). В конце концов, автомобили каждый год убивают восемь тысяч ни в чем не повинных людей, тогда как говяжье филе до сих пор вызвало смерть всего нескольких любителей мяса, да и эти случаи вызывают сильное сомнение. Как расставить в порядке значимости рынок мяса, будущее профессора Дормона, массовое убийство при помощи автотранспорта, вкусы вегетарианцев, доходы моих соседей, бурбоннских животноводов, Нобелевскую премию 1997 года, присужденную профессору Стенли Прузинеру за открытие прионов? Список кажется чересчур эклектичным? Ничего не поделаешь, ведь именно властью составления иерархии несовместимых пропозиций должен быть наделен коллектив. Точно так же как мы не можем унифицировать советы, которые принимают участие в работе власти принятия в расчет, мы не можем не стремиться к унификации тех, кто имеет отношение к власти упорядочения.