Читать книгу "Аргентина. Лонжа - Андрей Валентинов"

Умоляю, подай мне Лишь одно воскресенье, Я умру и воскресну, И вновь умру!

– Значит, мы их сами должны найти – и сдать.

Кто это сказал, Лонжа так и не понял. Голос прозвучал словно ниоткуда, из темноты, из самого сердца мрака. А в ответ… Ничего в ответ – ни слова, ни звука.

Обойдись без вопроса, Обойдись без ответа, Полыхают зарницы, Уходит жизнь.

– Если мы это сделаем, значит, Гитлер уже победил.

Лонжа даже не сообразил, что проговорил это вслух, в полный голос. Уходить некуда – справа «черные», «красные» слева, и он шагнул в узкий проход между нарами. Отвернулся.

– Гитлер и так победил, – глухо ударило в спину.

Рай не светит нам, шагнувшим в бездну, Новых воскресений нам не знать!..

* * *

– Пристыдил ты всех, американец, только надолго ли? В других бараках уже голосуют – по фракциям, «красные» и «черные» отдельно. А уголовники сразу решили сыск устроить, пособить начальству, у них-то совесть легкая. На что ты надеялся, Лонжа?

– На то, что люди остаются людьми, даже здесь.

– Они людьми и остались. Никому умирать не хочется. Ты чего ждал? Что восстание поднимут, на пулеметы пойдут? Губертсгоф – это и есть Германия, только слегка поменьше. Эмигранты тоже надеются на революцию. Нет, не будет никакой революции, так все вместе и пропадем. Говорят, мол, инстинкты, а это не инстинкты, а разум. Рацио! Каждый умный, каждый выжить надеется. «Рай не светит нам, шагнувшим в бездну». Понимаешь?

– Нет, не понимаю.

7

Арман Кампо вернулся перед самым закатом, волоча под мышкой тяжелую книгу в толстом черном переплете. Открыв дверцу машины, без всякого почтения бросил том на заднее сиденье и пояснил, ни на кого не глядя:

– «Большой реестр рецептур и кулинарных хитростей замка Шато-ля-Рокс». Взял в здешней библиотеке, потом выписки сделаю. То ли XVII век, то ли попозже…

Подумал, достал сигаретницу, щелкнул замочком, долго искал зажигалку.

– Пирог по-перигорски с трюфелями. Какая гадость!.. Можете грузиться, больше я вас не задерживаю. Если не надоел, забросьте меня в кемпер и накройте чем-нибудь. И… Давайте уедем прямо сейчас, меня возле этих стен тошнит.

Жорж Бонис хотел что-то сказать, но Мод поднесла палец к губам. Подошла к черноволосому, положила ладонь на плечо.

– Не раскисай! Тебе еще на дуэли драться.

Кампо кивнул, попытался улыбнуться и внезапно пропел, негромко, но очень чисто:

А потом будет вечер, А потом будет полночь, А потом будет вечность, Где нет тебя!

Песня – танго! – показалась очень знакомой, но вспомнить Мод не успела. Подошел Бонис, наклонился, поглядел парню прямо в глаза.

– Арман! Жизнь есть жизнь – и люди есть люди. Не всем дано вести зуавов на русские пушки. Приходится исходить из реального, хоть это порой и противно до невозможности. Понимаете?

Красавчик Арман покачал головой:

– Нет, не понимаю.

Глава 5

Волчья пасть

Монтрезор. – Джи-из-Тени. – «Gaumenspalte». – Зеленый листок. – Шательро. – Ублюдки. – Наследство старого моряка.

1

Матильде Верлен исполнилось восемнадцать, когда учитель взял ее с собой на большой прием у Анри Матисса. Идти не хотелось – девушке не нравились ни картины, ни сам автор знаменитого «Танца», ни те, кто у него обычно собирался. Однако спорить с учителем не стала, только оделась поскромнее, решив сразу же скользнуть куда-нибудь в дальний угол, подальше от шумных разговоров. Так и сделала, но именно там ее нашел Сальвадор Дали. На испанце был плохо сшитый серый костюм и оранжевый галстук в клеточку.

– Что вы думаете о носорогах? – вопросил он, даже не представившись.

– Приблизительно то же, что и они обо мне, – здраво рассудила Матильда. – Но если вам так интересно, носорожий рог – идеальная логарифмическая спираль.

– О! – восхитился Дали. – Вы это сумели увидеть? Это правда, но для меня носорог – прежде всего великий Вермеер Дельфтский, его «Кружевница»! С самого детства этот образ, как в горячечном бреду, преследует меня. Репродукция висела на стене отцовского кабинета, я всегда мог рассматривать ее через приоткрытую дверь. В это же время я думал о роге носорога. Позже мои друзья расценивали мои фантазии как бред, и это была правда. Я представлял себе рог – серо-желтый, чудовищно огромный, разбухший на конце…

– А почему вы людей на картинах уродуете? – без особых церемоний перебила девушка. – Вам доставляет удовольствие сам процесс – или за такое больше платят? Только не говорите, мсье Дали, что вы так видите. У вас хороший рисунок, и цвет правильный, а солнце такое, что мне самой завидно. А пишете, извините, бред.

– Да! – палец испанца взлетел вверх. – Бред! Вот она, высшая похвала! У вас во взгляде – едкая щелочь, поистине вы – внучка своего деда! Его глаза, его нетерпимость… Я кожей ощущаю близкую душу!

Матильда щедро плеснула щелочью.

– У вас, надеюсь, нет привычек Артюра Рембо? Ему бы понравился серо-желтый, чудовищно огромный, разбухший на конце…

Укусила себя за язык, но испанец и не думал обижаться. Улыбнулся, пригладил зачесанные назад волосы.

– Диагноз ясен! Вас не интересует ни Вермеер, ни его «Кружевница», ни даже носорог. Вы забились в угол, вам ни до чего нет дела… Кажется, я посмел нарушить покой смертельно влюбленной девушки.

Матильда вдохнула поглубже, дабы достойно ответить наглецу.

Выдохнула.

Дали был прав.

* * *

– Ради всего святого, Монтрезор![24] – простонали сзади. Мод и ухом не повела – привыкла. За сутки, что минули после того, как они покинули замок, красавчик вновь стал прежним, разве что улыбался пореже.

– Я вдвинул последний камень на место, я заделал его. Вдоль новой кладки я восстановил прежнее ограждение из костей…

Ранний июньский вечер, бледное небо в перистых облаках, пустая сонная площадь. Нуан-ле-Фонтэн – не город, не деревня. На табличке, привинченной рядом с входом в здание мэрии, красуется гордое: «Муниципалитет». Две сотни домов под знакомой желтой черепицей, улицы крест-накрест. Жорж Бонис, припарковав «Вспышку» перед мэрией, отправился узнать дорогу. Мотор молчит, эксперт Шапталь на переднем сиденье, красавчик Арман на заднем.