Читать книгу "Галерея византийских императоров - Александр Кравчук"

Однако осталось ее духовное наследие. Можно уничтожить организацию, но мысль убить нельзя. Поэтому идея Академии не умерла, она пережила все, даже самые суровые, исторические бури, чтобы вновь возродиться уже в конце Средневековья и так прекрасно развиться в наши дни по всему миру. Так Платон победил Юстиниана.

Но последние профессора Афинской академии пережили очень тяжелые времена. А среди них были люди выдающиеся, такие, к примеру, как последний ее руководитель Дамаский (часть его трудов сохранилась до наших дней), как Симпликий и Прискиан. Они предпочли отправиться в изгнание, но не отрекаться от своих богов. И они выбрали Персию, надеясь на то, что ее новый правитель Хосров, известный своим интересом к наукам, доброжелательностью и веротерпимостью, примет их милостиво. И они не ошиблись, но чуждое окружение скоро начало действовать на них угнетающе. Они попросили облегчить им возвращение на родину — и Хосров снова продемонстрировал свое благородство, включив условия их возвращения особым пунктом в договор о «вечном мире».

Таким образом восточный монарх проявил себя как человек значительно более разумный, толерантный и просто европейский в лучшем современном понимании этого слова, чем император, который все еще именовался римским, и хотя бы по одной этой причине обязан был быть наследником благороднейших традиций империи, а вместо этого оказался бесноватым религиозным фанатиком.

Мы уже говорили о том, что портрет Юстиниана, нарисованный Прокопием в «Тайной истории», выглядит слишком уж односторонним и пропитанным ненавистью. И у нас еще будет возможность остановиться на том, что же в правлении Юстиниана можно признать великим — во всяком случае, на этапе намерений. Но если говорить о вопросах вероисповедания, то здесь, похоже, Прокопий был абсолютно прав. Он сам приводит одну историю, которая — даже если и выдумана автором — звучит очень символично.

Один скромный благочестивый монах прибыл в столицу из далеких пустынных краев, чтобы просить о какой-то милости для жителей этих мест, страждущих под тяжелым гнетом администрации. Он добился аудиенции, но в тот момент, когда уже входил в дворцовый зал, вдруг остановился, а потом отступил в ужасе, повернулся и убежал. Когда же изумленные свидетели этой сцены стали его расспрашивать, почему он так повел себя, монах ответил:

— На троне сидит Князь Тьмы…

И сколько еще раз в истории повторялось все то же — и этот самый Князь в почтенных одеждах нередко оказывался как раз на том месте, где его меньше всего можно было бы ожидать! Потому что именно там он и может действовать наиболее успешно.

НИКА! НИКА! НИКА!

Велизарий, отозванный в 531 году в столицу, скорее всего, именно тогда женился на некой Антонине, женщине родом из самых низов общества и с сомнительным прошлым. Поговаривали, что ее отец и дед были возницами колесниц и участвовали в гонках на ипподроме, а мать была уличной проституткой. Во всяком случае, у Антонины уже были дети от предыдущего брака (или от предыдущих связей). Однако она сумела так очаровать и покорить своего мужа, что он долго оставался слеп и совершенно не замечал ее измен, а изменяла она мужу, даже и не скрываясь. Антонина стала злым духом Велизария.

Такой портрет этой женщины, якобы ничуть не уступавшей императрице Феодоре в жестокости и развращенности, оставил Прокопий, а уж он-то знал ее прекрасно — сопровождая Велизария, он в течение многих лет наблюдал за ней с очень близкого расстояния. Но все же, сколько в его словах правды, а сколько — ожесточенности, личных обид, пристрастности, стремления к пересказу самых обычных сплетен? Ведь неоспоримым фактом было и то, что Антонина верно сопровождала мужа в самых трудных и опасных военных походах, а в кое-каких случаях даже оказала ему очень существенную помощь.

Она также была каким-то образом связана с Феодорой. Та, правда, поначалу не скрывала своей неприязни к Антонине, но потом очень резко поменяла свое отношение — это подтверждает и Прокопий. Можно даже предположить, что именно благодаря Антонине Велизарий оказался в милости у императрицы. Но, несомненно, здесь больше всего помог себе он сам, отважившись решительно выступить в критический момент тех нескольких январских дней 532 года, когда на волоске висела судьба не только Юстиниана, но, возможно, и государства.

Ситуация, которую полководец, вернувшись с Востока, застал на берегах Босфора, была явно напряженной — в настроениях народа чувствовалось волнение, ощущалась готовность к внезапному взрыву Все это было результатом внутренней политики императора и его советников — и прежде всего в области финансов.

Если говорить кратко, для того времени характерен был огромный размах во всех сферах жизни государства, а этому сопутствовали и непомерные затраты. Много средств было истрачено на войну с персами, но немало стоил и заключенный с ними «вечный мир», накладывавший на империю обязательство ежегодно выплачивать крупные суммы на оборону Кавказа. Дорого обходились взятки варварам — и тем, которые поселились у границы за Дунаем, и пустынным кочевникам. Очень больших вложений требовали и всякого рода строительные работы, к которым Юстиниан приступил сразу же после прихода к власти (а в некоторых случаях и до этого). Строились фортификационные сооружения и церкви, новые дороги и акведуки, монастыри и общественные здания, отстраивались города, пострадавшие от землетрясений, пожаров, набегов варваров. И это одновременно происходило везде, во всех уголках империи, а не только в столице и ее окрестностях. Следы и остатки этого масштабного строительства в самых разных местах можно увидеть и сегодня.

Всю эту деятельность, которая невыносимым грузом ложилась на бюджет государства, еще можно было бы как-то оправдать необходимостью защиты границ, общественными нуждами, религиозными и гуманитарными соображениями. Но император (впрочем, наравне с собственной супругой), кроме этого, просто обожал делать щедрые жесты, выходящие за рамки здравого смысла — видимо, он считал, что они должны были придать великолепия его правлению и добавить популярности самому правителю. Он часто устраивал великолепные цирковые зрелища, все больше усложнял дворцовый церемониал, расширял штат дворцовых служителей, — хотя иногда, и это тоже надо признать, в целях экономии урезал численный состав некоторых воинских соединений, а порой и просто упразднял их, но делал это крайне непоследовательно.

Политику подобной щедрости, переходящей в самую настоящую расточительность, удавалось проводить за счет того, что казна поначалу все еще была полна — благодаря накоплениям, сделанным во времена Анастасия. Но очень скоро оказалось, что этот источник не является неисчерпаемым, и надо искать иные возможности получения доходов, не накладывая, однако, на население новых слишком обременительных налогов.

Поэтому была проведена реорганизация управления частными императорскими владениями. Под любым предлогом отбиралось имущество у частных лиц, имевших несчастье чем-то не угодить властям. Также продолжала широко практиковаться продажа различных административных должностей и почетных титулов. Понятно, что покупатель тут же с лихвой восполнял понесенные затраты за счет населения, которое из-за этого становилось жертвой всяческих злоупотреблений. Эта система, унаследованная, впрочем, от предыдущих правителей, давала властям временные выгоды и доходы, но она была явно несправедливой, обременительной для широких слоев общества, а в перспективе и крайне вредной для экономики всего государства. Об этом было известно всем, в том числе императору и его советникам. В пользу Юстиниана стоит отметить, что в какой-то момент, а именно в 535 году, он попытался положить конец этому злу, к которому поначалу относился вполне терпимо и даже одобрительно. И тогда был издан указ, категорически запретивший торговлю должностями, причем он в какой-то мере даже должен был иметь обратную силу, но очень скоро этот указ превратился просто в пустой звук, и все вернулось к давнему положению вещей.