Читать книгу "Чертов дом в Останкино - Андрей Добров"

– Нынче Агата Карловна собирается гулять по городу, – продолжил Иван Андреевич. – Ты пойди за ней и посмотри, куда она пошла. Не встречается ли с кем? А если встречается – о чем разговаривают.

– Понял, барин, – серьезно ответила эта мартышка в ливрее. – Все исполню!

Гришка ушел, а Крылов повалился на кровать, ругая себя за то, что послал своего камердинера шпионить за Агатой. И ради чего! Нет, ему вовсе не были интересны служебные тайны этой шпионки. Ревность – вот что двигало Иваном Андреевичем. Он никак не мог забыть соитие мраморной Агаты Карловны с этим наглым Крюгером!

Петербург. 1844 г.

– Вы действительно отправили старика к Бецкому? И дали ему вольную? – спросил доктор Галер.

– Да. Вечером приехал поверенный от внука Псалтырина с распиской. Я отсчитал десять червонцев, и дело было кончено. Иону я повез в Петербург, когда кончил мое дело в Останкино. Предварительно я составил ему вольную и заверил в Управе Благочиния. Но до Петербурга Иона Евграфович не доехал. Он умер под Тверью, прямо в дороге. И похоронен на простом деревенском кладбище.

– Печально, – сказал Галер.

– Тогда я не испытывал печали, если честно, – сказал Крылов. – Я был и без того потрясен тем, что со мной случилось. И той тайной, которая открылась мне. Вы и сами поймете степень моего оцепенения для всяких человеческих чувств, когда я буду заканчивать это повествование. Но – да, это очень печальная судьба. Впрочем, он умер свободным, зная это. И улыбался, покидая этот мир. Я впервые видел, как умирающий человек улыбается, глядя в небо.

– Ваш кучер Афанасий тоже помогал его хоронить?

– Нет. С Афанасием мы к тому времени расстались. Но об этом – тоже в свое время. А пока напишите вот что: Гришка вернулся поздно и сразу сообщил мне, что Агата отправилась в монастырь.

– В монастырь? – удивился доктор Галер. – Помолиться?

– Нет. И тут возникла еще одна загадка.

Москва. 1794 г.

Агата Карловна шла по дощатому тротуару, легко перескакивая те места, где доски раскрошились и утонули в грязи. Ворота Иоанно-Предтеченского женского монастыря, что стоял рядом с Басманными, были закрыты, но калитка в них не запиралась. Толкнув тяжелую кованую дверцу, Агата вошла и огляделась. Несколько старух-монахинь несли тяжелые ведра с водой. Еще одна мела каменную дорожку.

– Матушка, – обратилась к ней Агата, – покажи мне, где тут Салтыкова сидит?

Монахиня косо поглядела на девушку и не ответила.

– Матушка! – позвала Агата. – Ты глухая, что ли?

– Чай тут не зверинец, – ответила та. – Ходят и ходят! Всем посмотреть на злодейку. А может, она давно исправилась строгим постом и молитвой?

– Мое дело! – сказала Агата. – Мне надо.

Старуха махнула метлой влево.

– Вон, видишь, кельи? Там за углом есть окошко подвальное. И Бог тебе судья, девка.

Агата пошла в сторону длинного беленого дома с узенькими окошками под зеленой крышей. Завернув за угол, она отыскала у самой земли полукруглое окошко с решеткой. Земля вокруг была вытоптана – за все время, пока страшная Салтычиха сидела в каменном мешке, тысячи москвичей приходили посмотреть на узницу, крикнуть ей обидное слово или даже швырнуть во тьму подвала камешек – потому в праздники к окну темницы ставили часового, отгонявшего толпу. Но сейчас вечером не было никого, кроме Агаты да Гришки, который проник вслед за девушкой в монастырь и притаился за углом.

Агата Карловна прошла к самому окошку, подобрала юбки и присела у решетки.

– Дарья Николаевна! – позвала она. – Ты здесь?

Тьма за окошком молчала. Агата Карловна вдруг почувствовала безотчетный страх – как будто в подвале действительно затаился страшный хищник, которого сдерживала только старая решетка.

– Дарья Николаевна! – снова позвала она громким шепотом. – Я из Петербурга, от Николая Ивановича! Я тут одна. Подойди.

Во тьме послышался шорох. Потом две старческие руки с темными пятнами обхватили решетку скрюченными больными пальцами. И из тьмы наконец появилось лицо – старческое, с темными мешками под безумными глазами. Седые волосы были коротко острижены и торчали во все стороны. Дряблые щеки ввалились.

– Кто тут? – просипела старуха.

– Меня зовут Агата. Николай Иванович приказал зайти к тебе и спросить, не надобно ли чего.

Салтычиха вгляделась из-за решетки в лицо Агаты и вдруг усмехнулась:

– Пусть меня выпустит.

– Это не в его воле.

– Врешь. Ему только слово сказать. А я уж столько годков тут, в темноте, сижу.

– Как знаете, – пожала плечами Агата. – Я приказ выполнила, но коли вы не хотите говорить, то я так и передам его светлости.

– Свечей! – вдруг забормотала старуха. – Свечей! Много! Чистого белья! И… пусть пришлют мне Кольку Тютчева! Хоть на пять минуток! Сюда, в подвал! Поговорить с ним хочу.

– Я передам, – сказала Агата.

Она встала. Ей хотелось побыстрей закончить свою миссию и вернуться в гостиницу, подальше от этой безумной. Но Салтычиха вдруг просунула сквозь решетку свою руку и ухватила Агату за край юбки.

– Ничего не надо. Ничего, – зашипела она. – Кольку Тютчева, зазнобу мою, пусть приведут. Слышишь?

Агата рванулась и освободила свою юбку из руки безумной старухи. Она бросилась к воротам монастыря, не заметив даже Гришку, который не ожидал от нее такой прыти и просто постарался вжаться в стену. А Салтычиха все тянула:

– Кольку мне! Кольку мне приведите! Тютчева!

Петербург. 1844 г.

– Тютчев? – спросил доктор Галер, зажигая новую свечу. – Он не родственник камергеру Федору Тютчеву? Мне попалась как-то в лавке книга его стихов. Для камергера он пишет очень неплохо.

– Тютчев сейчас в Мюнхене, – ответил Иван Андреевич. – Кажется, вышел в отставку по линии Министерства иностранных дел. Да, как поэт он, конечно, не дотягивает до Пушкина, упокой Господь его мятущуюся душу. Но Пушкин – он один такой на все поколение. Быть его современником Тютчеву трудно.

– А вам? – спросил Галер.

– А мне все равно, – равнодушно ответил Крылов. – Я басни пишу. Если бы Пушкин начал писать басни – я сам бы его пристрелил. Вы знаете, сколько раз Саша участвовал в дуэлях, которые заканчивались примирением противников? Нет? Более десятка! Он был задиристый петушок, да только клюв у него вырос коротким. Поэтому и погиб, как только встретил противника пусть глупого и никчемного, но храброго.

– Так тот Тютчев…

– Николай Тютчев был дед нынешнего Федора. А Салтычиха в те времена была красавица-вдова. Дарья Николаевна Салтыкова! Про нее ходили ужасные слухи – будто она сама поленом насмерть забивала дворовых и домовых девок только за то, что ей не нравилось, как они постирали белье или помыли полы! Но никто даже пикнуть не смел – потому как родня ее находилась при дворе, и при этом в большой силе. Да и в самой Москве два Салтыкова – отец и сын – в те времена были генерал-губернаторами! Наконец, Матушка решила преподать урок. Не знаю, что было тому причиной – возможно, какая-то малость. Например, ссора между вельможами, дерзость или манкирование императрицыными приказами – да что угодно! И Матушка захотела припугнуть свой двор. Расследовать преступления Салтыковой был послан никому не известный и совершенно не родовитый следователь, не связанный ни с какими партиями при дворе. А чтобы его воспринимали всерьез, следователю был придан помощником целый князь – Цицианов! Представляете!