Читать книгу "На фланге линии Маннергейма. Битва за Тайпале - Кирилл Якимович"

В десять часов утра 27 декабря 1939 года 6-й отдельный батальон финнов поднялся в атаку. Первоначально по приказу Нурми ему должна была содействовать 6-я рота 30-го полка, но командир роты взмолился об отмене приказа, так как рота была обескровлена предыдущим днем боев и солдаты засыпали прямо на ходу. Он получил на свою просьбу положительный ответ, и рота осталась в месте дислокации.

Финны бросились в атаку с правого фланга оборонявшихся, вынырнув из леса, граничащего с передовой и получившего у местных жителей название «Сказочный лес». Сопротивление отчаявшихся получить помощь красноармейцев и действия артиллерии противника заставили их откатиться на исходные позиции, понеся значительные потери. Это был последний сильный и организованный отпор с советской стороны. Измученные трехдневными боями, замерзшие и голодные красноармейцы уже не могли сдерживать неослабевающий напор врага. Повторив попытку через час, финнам удалось вклиниться в оборону плацдарма и бой перерос в кровавую и беспощадную рукопашную схватку. Час за часом бойцов Красной армии становилось все меньше и меньше, и к сгустившемуся холодному вечеру организованная оборона занятого участка поля деревни Келья прекратилась. Вглядываясь в освещаемый всполохами северный берег Суванто-ярви, советские наблюдатели передали рапорт: «плацдарма 4-й дивизии в Келья больше не существует». Из темноты на свой берег еще всю ночь выбирались отдельные группы и одиночные бойцы, которым удалось выжить в огне сражения. Последние выстрелы в Келья затихли на рассвете только 28 декабря 1939 года. 4-я стрелковая дивизия РККА была практически разгромлена и требовала значительной доукомплектации личным составом и вооружением.

Уже упомянутый выше младший лейтенант Кузьменков вспоминал: «Держались мы во рву двое суток без пищи и воды. Наконец дали команду отойти на исходные позиции. Ночью начали отход, тело старшего лейтенанта Куксова не могли взять с собой, оставили на месте. В живых от нашего батальона осталось двадцать два человека, остальные были ранены или убиты»[46].

Командиру пулеметной роты 2-го батальона 220-го полка 4-й стрелковой дивизии старшему лейтенанту Петру Куксову посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Остается загадкой, как его тело было вынесено с поля боя, если в конце сражения плацдарм остался за противником, но могила героя с надгробным памятником находится в настоящее время в Санкт-Петербурге на Красненьком кладбище…

После трех дней боев на льду и на северном берегу Суванто-ярви осталось лежать около двух тысяч красноармейцев. Финские части потеряли пятьсот человек. Атака Карельского 6-го батальона, решившая исход сражения в Келья, обошлась этому подразделению в пятьдесят смертей. Учитывая, что за все время с начала войны батальон потерял в общей сложности четырнадцать человек, легкой победой это назвать было нельзя. В качестве трофеев финнам досталось сто сорок пулеметов, двенадцать противотанковых орудий, около семисот винтовок, не говоря уже о значительном количестве боеприпасов.

А в печатаемых в газете «Красная звезда» оперативных сводках с 25 по 28 декабря 1939 года сообщалось, что «на фронте не произошло ничего существенного»[47].

И в Москве, и в Ленинграде командирам было о чем задуматься. К концу декабря линия Маннергейма не была прорвана ни на одном участке. Потери исчислялись тысячами. Новый план действий находился еще в стадии подготовки. Вероятно, вследствие всего этого на всем протяжении фронта от Кивиниеми до Тайпале воцарилось относительное затишье.

Лихие настроения начала войны сменились глубокой задумчивостью и недоумением. «Непобедимая и легендарная» Рабоче-Крестьянская Красная армия, так быстро и почти бескровно присоединившая западные земли Украины и Белоруссии, героически сражавшаяся и победившая японцев на Дальнем Востоке, уперлась в крохотный перешеек, остановленная плохо вооруженным маленьким народом, не желавшим повернуть свои пушки против своих же «поработителей-капиталистов». И не просто была остановлена, а понесла урон, о котором трубила западная пресса.

В неглубоком тылу, в окрестностях Рауту и Метсяпиртти, полевые госпитали начали не справляться с новыми партиями пострадавших бойцов. Из-за реки Тайпалеен-йоки потоком прибывали покалеченные пехотинцы и обгоревшие танкисты, жертвы финских пулеметов с рваными пулевыми ранениями и подорвавшиеся на минах с оторванными конечностями. И конечно же, тела, тела, тела. Подчас в нелепых позах, застывшие на морозе в момент, когда их настигла смерть, припорошенные снегом, который уже не таял на серых осунувшихся лицах.

Сначала всех погибших, которых удалось вытащить с поля боя, а также умерших от ран в госпитале или медсанбате складывали в большие штабеля неподалеку от госпитальных палаток, стыдливо прикрывая ельником или кустами. Время от времени политсостав воюющих частей устраивал торжественные похороны, переходящие в митинги с привлечением находившихся на отдыхе подразделений. Но вместо патриотического подъема такие митинги производили на солдат гнетущее впечатление. Сегодня они хоронили тех, кто погиб на передовой, куда завтра надлежало отправиться им.

В дальнейшем, когда поток погибших превысил любые самые смелые предварительные оценки, их стали хоронить, подрывая толом мерзлую землю и заполняя братские могилы до краев. Ни о каких выдачах тел семьям погибших не могло быть и речи. Это потребовало бы индустриализации похоронного дела, с которой невозможно было бы скрыть истинные масштабы потерь в затеянной авантюре. Но если мертвых можно было захоронить здесь же, неподалеку от места боев, то с многочисленными ранеными дело обстояло сложней. Но и из этой щекотливой ситуации был найден выход.

На юг, к Ленинграду потянулись длинные эшелоны, забитые ранеными и обмороженными бойцами. Когда все имеющиеся под прием раненых площади были заполнены, поток выбывших из строя бойцов устремился дальше. Огибая затемненный город, составы направлялись в глубокую российскую провинцию, чтобы там распределить по различным больницам и госпиталям жертв войны и создать впечатление, что потерь не так уж и много.

Катастрофические потери, отсутствие четкого управления, неразбериха с воюющими и тыловыми частями, расхождение между словами и делом, идущее с самых верхов, все это в течение декабря 1939 года так деморализовало армию на плацдарме у Тайпалеен-йоки, что признак разложения воюющих соединений грозил свести на нет всю задуманную кампанию. Если за рекой, в Метсяпиртти и Рауту, еще каким-то образом дисциплина соблюдалась, то на передовой она отсутствовала напрочь. Прибывавшие с инспекцией проверяющие с трудом могли назвать грязных и обросших солдат «воинами Красной армии». Первое, что бросалось в глаза в расположениях частей, так это грязь, захламленность и отсутствие какой-либо системы и порядка, всегда присущих войсковой части. Отказы идти в атаку и неподчинения старшим по званию стали массовым явлением.

Все, что представляла собой армия в 1939 году необходимо было кардинально менять. Менять обмундирование, оснащение, тактику. В противном случае создавалось впечатление, что не советские части будут прорывать позиции финнов, а финны вытеснят РККА за старую границу.