Читать книгу "Страна призраков - Колин Генри Уилсон"

Когда наладилось морское сообщение с владениями Смертоносца-Повелителя, в город стали ввозиться слуги и рабы из числа людей. Они разводили гигантских крыс, особо ценимых пауками.

Дед капитана, а затем и отец были членами городского Совета; уважением пользовались и два старших брата. На капитана же из-за его малого роста извечно поглядывали свысока, и он словно в отместку стал водиться с молодыми пауками-волчатниками из трущоб. Те в нем души не чаяли, и постепенно он оказался во главе шайки, которая из озорства делала набеги на крысиные фермы. Как-то раз на пути молодых повес встали люди, что работали на хозяйстве; пришлось с ними разделаться и съесть заодно с потомством. Человеческое мясо показалось настолько вкуснее крысятины, что пауки взяли в привычку при возможности подворовывать и поедать рабов. На это в городе, собственно, смотрели сквозь пальцы, но когда разгильдяи по случайности убили какого-то видного надсмотрщика, дело дошло до Совета смертоносцев, и те, придя в ярость, приговорили негодников к смерти.

Благодаря семейной протекции незадачливому отпрыску удалось избежать наказания, и его кораблем отправили в город пауков, где сметливые офицеры были всегда в цене. Строгая дисциплина выявила в недоросле его лучшие качества, и уже вскоре он оказался в услужении у Смертоносца-Повелителя. Но вот малый рост по-прежнему продолжал делать его объектом насмешек. Постепенно он сошелся со Скорбо, командором паучьей гвардии (а если откровенно, «громоотводом» для верховного владыки на социальной лестнице); служакой, вызывавшим в людях страх за свирепость и непредсказуемую гневливость. Скорбо импонировала сметка и родовитость подчиненного, а капитана в старшем товарище пленяли храбрость и тупая мощь хватки.

Великое Восстание, когда люди в одночасье обрели свободу, для Скорбо особых перемен не принесло (разве что пришлось отказаться от человечины); не повлияло оно и на других восьмилапых. Жизнь в городе пауков текла своим чередом. Все так же под надзором трудились люди, а надсмотрщицы держали отчет перед пауками. Для капитана же эта перемена стала доподлинным потрясением, еще сильнее уязвив его самолюбие. Ему хватало ума понять далеко идущие последствия переворота. Отказавшись от отбора наиболее умных людских особей, подлежащих умерщвлению еще в детской, пауки неизбежно уступят первенство двуногим. Скорбо и ему подобным попросту не хватало ума осмыслить эту потенциальную угрозу, но капитану-то было виднее.

Смерть Скорбо стала еще одним огромным потрясением, особенно в связи с тем, что он признан был измен — ником. Ни капитан, ни его старший товарищ никогда не зондировали друг другу ум; в этом плане у них был строжайший паритет, основанный на взаимном уважении. И вот Скорбо нет в живых, а он сам влачит горькое существование изгнанника. Все, к чему он стремился и чем жил, в одночасье погибло.

Тут до Найла дошло, отчего капитан с таким мрачным упорством боролся за то, чтобы его оставили в живых. Должно быть, восьмилапого обуревало чувство, что сама жизнь обошлась с ним крайне несправедливо. В глазах пауков отказ от смерти представлялся как нечто в высшей степени. Для капитана же это был жест восстания против самой судьбы.

И вот теперь впервые забрезжил свет во тьме. Случай, который дается только раз, вывел его на самого посланника богини. Так что, возможно, судьба к нему не столь уж неблагосклонна.

Усваивая вытекающую из спутника сокровенность, Найл перестал ощущать неловкость за то, что вынуждает капитана ковылять вполсилы. Это, похоже, пустяк в сравнении с тем, на что тот готов пойти, дабы восстановить свою репутацию и самоуважение. Через Найла ему открывается уникальная возможность снова стать лидером среди сородичей, уважаемым и почитаемым. Ради этого он, надо будет, и на коленях с радостью поползет.

Капитан же в свою очередь был зачарован сведениями, почерпнутыми от Найла: как тот вел жизнь в пустыне, ходил в подземный город Диру, был схвачен пауками и предстал в Дельте перед богиней, а теперь вот борется с теми, кто убил Скорбо. Люди, с которыми капитану доводилось иметь дело, были сплошь рабы да слуги, так что для него стала откровением встреча с человеком, обладавшим разумом, который как минимум не уступал паучьему.

Более же всего капитана, проявившего недавно враждебность и неуважение, впечатляло то, что спутник не выказывает совершенно никакой злопамятности. Просто невероятно. Пауки, достигшие расцвета своего могущества благодаря неукоснительной воле, колоссальное значение придавали именно доминированию. Двое пауков, вступавшие в противоборство, уже никогда не смогут избавиться от этой зловещей памяти, даже если обстоятельства сделают их союзниками. Ощущение нераздельного соперничества будет оставаться между ними всегда. А вот отсутствие злопамятства у Найла подтверждало его превосходство как избранника богини.

Твердый глинистый тракт продолжал петлять среди подножия холмов по левую сторону, пересекая отдельные тропы, уходящие к горным перевалам. Ветер здесь был намного холоднее, чем в землях людей-хамелеонов; в незащищенных местах казалось, того гляди, пойдет снег. Вечер еще и не наступил, но начинало уже смеркаться, так как солнце уходило за горную гряду.

Хотелось пить. Найл, извинившись, достал из сумы фляжку и сделал большой глоток. Вода, как и в тот день, когда он набрал ее из колодца, наполнила его веселым оживлением. Есть тоже хотелось, и Найл сжевал корж. Предложил и капитану (из вежливости, так как паук вряд ли бы принял угощение), но тот сказал: «Благодарю, не надо. Я предпочитаю мясо». На немой вопрос Найла он ответил: «Похоже, я знаю, где можно его раздобыть».

Дорога, петляя, вывела их на вершину холма, с которого в сумерках виднелось небольшое озеро. На той его стороне был лесок. Минут через двадцать они уже оказались среди деревьев. Капитан вдруг замер, и Найл понял, что он использует некое шестое чувство, свойственное охотникам. Чуть погодя на опушку вышел упитанный коричневый вальдшнеп и стал безбоязненно рыться длинным клювом в палой листве. Дав жертве продвинуться на несколько шагов, паук парализовал ее ударом воли и секунду-другую спустя когтем сломал шею как прутик. Птицу он оставил на земле, а сам опять укрылся в затенении подлеска.

Найл ничего не знал о повадках бекасов, но вскоре понял, что в этом леске у них место кормежки и они сюда наведываются в сумерки. Не прошло и четверти часа, как капитан подшиб четверых. Пернатые лежали сиротливой кучкой, разбросав забрызганные кровью нарядные перья — черные, бурые, красные.

Чувствовалось, с каким удовольствием восьмилапый предвкушает трапезу: он был явно голоден. Тем не менее, закончив охоту, он первым делом обратился к Найлу: «Прошу тебя, возьми все, что пожелаешь».

«Спасибо, — сказал Найл с учтивой улыбкой, — ноя не ем сырого. Не смею отвлекать тебя от еды».

С жестом, на удивление напоминающим человеческое пожимание плечами, капитан приступил к ужину, раздирая когтями дичь. Найл, вспомнив, какой деликатный процесс представляет для пауков прием пищи, решил за это время наведаться к озеру.

В тускнеющем свете дня вода темнела с сонливой умиротворенностью. Судя по отдельным кругам, в ней водилась рыба. Тут на прибрежной отмели у своих ног Найл различил неброское движение крупной форели. Кстати, а почему бы сейчас с пользой для себя не применить волю, как это сделал капитан? Да, в самом деле, взять и наловить рыбки к ужину! С этой мыслью Найл впился взглядом в форель и сосредоточил на ней силу медальона. Чувствовалось, что ум входит в контакт с рыбой, а та сопротивляется, как если бы ее схватили рукой.