Читать книгу "Мир пауков. Дельта - Колин Генри Уилсон"

– М-м-м, вкус отменный. Лучше крольчатины. Действительно, мясо странного создания напоминало орех и было нежное, как у ягненка.

– Ты как, мог бы отправиться завтра? – спросил Доггинз, будто невзначай.

Милон, жуя, размашисто кивнул.

– Было бы здорово. Мне здесь уже до смерти надоело.

– Отлично. Утром выходим.

Пока Милон ел, Симеон с Доггинзом пристально его разглядывали, не веря своим глазам. Какое преображение! Милон, не сознавая, что сейчас буквально вернулся с того света, ел с самозабвением оголодавшего ребенка.

Найл справился со своей порцией, допив до дна, завернулся в одеяло и лег. Не прошло и минуты, как он канул в глубокий сон без сновидений.

Когда открыл глаза, луна еще не сошла, но небо залилось предрассветной синевой. Остальные собирали уже мешки и скатывали одеяла; Найлу, очевидно, хотели дать поспать еще.

Рассевшись вокруг небольшого костерка, разговелись сухарями и фруктами. Когда высветило, начали подавать голоса птицы, и макушки деревьев зашелестели в предрассветном ветре. У Симеона и Доггинза вид был задумчивый; Найл понял, что размышляют, как-то их встретят дома. У Милона с лица не сходила блаженная улыбка – видно, предвкушал по возвращении что-то приятное. Манефон, вяло пожевывая, глядел перед собой и откликался лишь изредка, когда к нему обращались. Сердце у Найла сжималось от жалости при виде его уныло равнодушного лица.

– Ну, как порешили, каким путем пойдем? – осведомился Симеон.

– Тем же, что и пришли, наверное, – предположил Доггинз.

– Почему бы не прямо через низину? – спросил неуверенно Найл.

По лицу Симеона пробежала тень.

– Опасно. Там полно болотных гадюк, ортисов, клопов-упырей и вообще Бог знает чего, – он поглядел в сторону Манефона и глазами показал: мол, какой тут риск, со слепым-то на руках. Словно прочитав мысли Симеона, Манефон проронил:

– Ничего страшного, если и рискнете. Доггинз повернулся к Найлу:

– Ты что думаешь?

– Пожалуй, ничего не случится, если пойдем низиной, – после некоторой паузы ответил Найл.

Симеон перевел недоверчивый взгляд на Доггинза.

– Если Найл так считает, – рассудил тот, – то, пожалуй, я и возражать не стану.

Симеон пожал плечами. Во взгляде читалось: в таком случае, потом меня не винить.

Через десять минут вышли. Солнце к этому времени поднялось над макушками высоких хвойных деревьев, что на гребне холма. Болота и заросли вдали дышали туманом. Растение-властитель напоминало большое, обрамленное ниспадающими локонами лицо, смотрящее в сторону моря. Посмотрев на него, Найл ощутил приток неожиданной силы. Сила влилась в него, наводнив безудержным восторгом и внезапным видением окрестностей. Мелькнуло и кануло, но в уме возник ровный свет уверенности и возвышенной радости. Осознал Найл еще и то, что его отношение к чужеродной силе изменилось. Пару дней назад он считал ее какой-то разнузданной, грубой и неорганизованной. Теперь, понимая, что предназначается она не для него, он мог любоваться самим ее размахом так же беспристрастно, как, скажем, шумом ветра или морским прибоем.

Они теперь шагали на север, к морю, вдоль травянистой полосы, разделяющей высокий тростник и лес. Двигались цепочкой – впереди Симеон, за ним Доггинз, следом Манефон, с Найлом и Милоном по бокам. Продвигались медленнее обычного. Там, где встречались кочки или какой-нибудь куст, приходилось брать Манефона за руки и помогать. Предупредительность старались выказывать как можно реже: Манефон нервничал, убеждая, что при свете кое-что в общем-то различает. Но понятно, это он сам себе пытался внушить, что зрение возвращается: неуверенная поступь и отсутствие ориентации беспощадно выдавали его полную беспомощность.

Примерно через милю тростник сменился болотистым участком с лужами-загноинами и пучками колючей темно-зеленой травы. Почва под ногами стала мягкой и пористой, как губка. Изменился и вид у леса. Деревья справа пошли сплошь кривые, низкорослые. В обилии встречались колючие кусты, среди которых Найл распознал опасный мечевидный куст с плодами в желтых и лиловых крапинах. Тут и там на глаза попадался куст покрупнее, с желтыми мясистыми листьями и плодами темно-зелеными, в форме тыквы, каждый величиной с большой грейпфрут. Некоторые из тех плодов успели лопнуть от спелости, обнажая кораллового цвета мякоть с крупными семенами, а на землю капля за каплей сочился густой сиропистый сок. Запах был стойким и невыразимо приятным.

– Как они называются, не знаешь? – спросил у Симеона Найл.

– Нет. Но что-то они мне не внушают доверия.

– Почему же?

– Слишком хорошо пахнут.

Они приостановились подышать подольше этой прелестью, пока стояли, один из плодов надтреснул (было даже слышно), и две его половины медленно разделились, словно уста. На кожицу плода опустился привлеченный запахом жук-сухотел и, нагнув голову, приник к мякоти. И тут плод неожиданно вновь обрел целостность. Насекомое билось, не в силах выдернуть голову из створок, сомкнувшихся моментально, как веки. Очевидно, растение способно было всасывать, так как пока смотрели, насекомое постепенно, сантиметр за сантиметром втянулось внутрь. Наконец, исчезли бьющиеся в воздухе задние лапы.

– Но уж людям-то, понятно, вреда от него нет? – спросил Манефон.

– Я бы не стал на это делать ставку, – только и сказал Симеон.

Найл, сделав над собой усилие, посмотрел на куст вторым зрением. Разглядел, и мурашки забегали по спине. От куста веяло немой угрозой, как от смертоносца, готового вогнать в добычу клыки. Было видно, что в гуще крупных мясистых листьев, таких безобидных снаружи, кроются ветки, гибкие и хваткие, словно щупальца, и у каждой на конце жало.

Когда двинулись дальше, почувствовалось разочарование куста: он ожидал, чтобы один из них подошел сорвать плод. Почва становилась все податливей, и когда спустились на самое дно низины, стала такой вязкой, что нога с каждым шагом уходила по щиколотку. Пришлось потуже затянуть на башмаках завязки, не то прощай обувка. Можно было подняться туда, где земля понадежней – где деревья – но все безотчетно ощущали, что это небезопасно. Почти всюду под деревьями торчала поросль, а в отдельных местах землю покрывал бледно-зеленый мох. Найл, достаточно уже изучивший Дельту, догадывался, что именно такие пятачки скрывают ловушку. Уж лучше было с чавканьем пробираться по сравнительно безопасному болоту, хоть с каждым ша-том наружу исторгался бы запах гнили. Когда сделал попыт-ку оглядеться, применив двойное зрение, – становилось труднее по мере того, как нарастала усталость – почувствовал, что отряд изучают невидимые глаза. Вместе с тем, всякая живность не особо попадалась по дороге, разве что птицы, да еще змея проскользнет иногда.

Через пару часов, когда солнце набралось силы, усталость одолела настолько, что двигались у трудом, и Найл начал уже подумывать, а правильно ли вообще поступили, отправившись низиной. Но тут почва под ногами сделалась тверже, и пошла постепенно на уклон, а колючая болотная трава уступила место песколюбу, который, как известно, растет на сухих местах. Путники не заметили, как оказались на невысокой возвышенности, откуда открывался вид на заводь бурой илистой воды, около полукилометра в поперечнике, вокруг нее торчали кусты утесника. Доггинз сбросил ношу на землю и сам опустился со вздохом облегчения.