Читать книгу "Прежде чем я упаду - Лорен Оливер"

— Даже обезьяну можно научить водить машину. Что такое? В чем дело? Желаешь доказать, что тебе все по барабану? Что тебе наплевать на все? На все и на всех? Здесь помять крыло, там снести зеркало, ой, слава богу, у нас есть подушки безопасности, для того и придуманы бамперы, ладно, поехали дальше, поехали дальше, все останется между нами. Но вот что, Линдси. Тебе не нужно ничего доказывать. Мы в курсе, что тебе по барабану все, кроме себя. Мы всегда это знали.

У меня кончается воздух, и на мгновение повисает полная тишина. Линдси даже не смотрит на меня. Она уставилась прямо перед собой, сжимая руль обеими руками с побелевшими костяшками. Загорается зеленый, и она со всей силы жмет на газ. Мотор рокочет, словно далекий гром.

Она не сразу собирается с мыслями, а когда собирается, ее голос звучит тихо и приглушенно.

— Да как ты смеешь?..

— Девочки, — нервно вступает Элоди с заднего сиденья. — Не надо ссориться, ладно? Хватит.

Ярость продолжает бежать по моим жилам электрическим током. Много лет я не ощущала себя такой взвинченной и живой. Я вихрем оборачиваюсь к Элоди.

— Почему ты никогда не защищаешься? Тебе же известно, что это правда. Она сука. Ну же, скажи это.

Элоди вжимается в спинку кресла и быстро переводит взгляд с Линдси на меня и обратно.

— Оставь ее в покое, — шипит Линдси.

Открыв рот, Элоди целую минуту мотает головой.

— Мне следовало догадаться. — Одновременно я испытываю триумф и тошноту. — Ты боишься ее. Это же очевидно.

— Оставь ее в покое! — повышает голос Линдси.

— Я должна оставить ее в покое? — Резкость и ясность исчезают, реальность пытается вырваться из-под контроля. — Это ты всю жизнь обращаешься с ней как с дерьмом. Ты. «Элоди такая жалкая. Вы только посмотрите, как Элоди вешается на Стива, а ведь она даже не нравится ему. Ну надо же, Элоди снова нажралась. Надеюсь, она не сблюет в моей машине; не дай бог, кожа провоняет спиртягой».

На последнем слове Элоди резко вдыхает. Я зашла слишком далеко. В ту же секунду мне хочется забрать свои слова обратно. Зеркало до сих пор опущено, и я вижу, как Элоди с дрожащими губами отвернулась к окну, явно стараясь не заплакать. Правило лучших друзей номер один: есть вещи, которых никогда, ни при каких условиях нельзя говорить.

Вдруг Линдси жмет на тормоза. Мы посреди Сто двадцатого шоссе, в полумиле от школы, и за нами уже выстроилась очередь. Машина выруливает на встречную полосу, чтобы не врезаться в нас; к счастью, ей навстречу никто не едет. Даже Элоди вопит.

— О господи! — Мое сердце колотится. — Что ты творишь?

Водитель проезжает мимо, яростно давя на гудок. Пассажир опускает окно и что-то кричит, но я не слышу, только вижу мельком бейсболку и злобные глаза.

Люди в очереди тоже начинают давить на гудки, одна ко Линдси ставит машину на ручник и не двигается с места.

— Линдси, — пугается Элоди. — Сэм права. Это не смешно.

Тогда Линдси резко наклоняется ко мне. Неужели собирается ударить? Но она только распахивает дверцу и тихо командует голосом, полным гнева:

— Вон!

— Что?

Холодный воздух врывается в машину, как удар в живот, и я сдуваюсь. Остатки ярости и бесстрашия испаряются, остается одна усталость.

— Линдз. — Элоди пытается смеяться, но смех выходит визгливым и истеричным. — Ты не можешь выгнать ее на улицу. Она замерзнет.

— Вон, — повторяет Линдси.

Вокруг потихоньку собираются автомобили, водители гудят, опускают окна и орут. Фразы теряются в реве моторов и блеянии гудков, но все равно это унизительно. Я вжимаюсь в кресло при мысли, что придется вылезти наружу и месить грязь в канаве, пока мимо будут мчаться десятки машин и все будут на меня глазеть. Я ищу у Элоди поддержки, но она отворачивается.

Снова наклонившись, Линдси шепчет мне на ухо:

— Вон. Отсюда.

Наверное, со стороны кажется, что мы секретничаем.

Взяв сумку, я выбираюсь из машины. Мороз хватает за ноги, мешает двигаться. В ту же секунду Линдси жмет на газ и мчится прочь с распахнутой дверцей.

Я бреду вдоль дороги по канаве, полной листьев и мусора. Пальцы рук и ног немеют почти сразу, и я нарочно топаю по листьям, покрытым инеем, чтобы немного разогнать кровь. Через минуту пробка начинает рассасываться, гудки затихают вдали, подобно шуму проходящего поезда.

Рядом тормозит синяя «тойота». Из окна высовывается седая женщина лет шестидесяти, она качает головой и хмурится, затем произносит:

— Совсем рехнулась.

Мгновение я просто стою, но когда машина отъезжает, вспоминаю, что это ничего не значит, все на свете ничего не значит, и показываю средний палец. Надеюсь, она видит.

Всю дорогу до школы я вновь и вновь повторяю, пока слова не утрачивают смысл: «Это ничего не значит, все на свете ничего не значит».

Вот что еще я выяснила в то утро: если перейдешь черту и ничего не случится, черта потеряет смысл. Как в старой загадке: если в лесу упадет дерево, а вокруг никого нет, раздастся ли треск?

Ты проводишь черту все дальше и дальше, каждый раз пересекая ее. Так люди и катятся в пропасть. Вы удивитесь, насколько легко сорваться с орбиты, улететь туда, где никто не сможет прикоснуться. Потерять себя… заблудиться.

Или не удивитесь? Возможно, вы уже знаете?

Если так, то скажу лишь одно: сочувствую.

Первые четыре урока я пропускаю просто потому, что мне можно, и пару часов брожу по коридорам без особой цели и смысла. Я почти надеюсь, что меня остановят — учитель, или мисс Винтере, или помощник учителя, или кто-нибудь — и спросят, что я здесь забыла, или даже прямо обвинят в прогуле и пошлют в кабинет директора. Ссора с Линдси оставила меня неудовлетворенной, и я по-прежнему испытываю смутное, но настоятельное желание что-либо сделать.

Большинство учителей просто кивают, улыбаются или небрежно машут рукой. Откуда им знать мое расписание. Может, у меня «окно» или урок отменили. Я разочарованна тем, как, оказывается, легко нарушить правила.

Войдя в класс мистера Даймлера, я намеренно не обращаю на него внимания, но чувствую его взгляд. Когда я сажусь за парту, он подходит прямо ко мне и усмехается.

— Не рановато для пляжного сезона?

Обычно, когда он смотрит на меня дольше нескольких секунд, я начинаю нервничать, но на этот раз не отвожу глаз. Тепло разливается по телу; я вспоминаю, как стояла под обогревательными лампами в доме бабушки, когда мне было не больше пяти. Не думала, что простой взгляд способен превратить свет в тепло. С Робом я ничего подобного не испытывала.

— Свои достоинства надо демонстрировать, — сообщаю я вкрадчиво.