Читать книгу "Арк - Дмитрий Троцкий"

Тем не менее они оживленно и добродушно переговаривались, периодически подливая друг другу «Зубровки».

Изящный хрустальный лафитник стоял на невысоком длинном столике, расставлены аппетитнейшие закуски: и сочные чебуреки из баранины со свининой, и нарезанное тонкими ломтями мясо косули, и, конечно, вазочка с «баялдой» из баклажанов и помидор, круглогодично выращиваемых в теплицах закрытого партийного совхоза, охранявшегося почище, чем шахты с ядерными ракетами.

Гость был одет небрежно: стильные джинсы, цветастая, расстегнутая в вороте рубашка и модный вельветовый пиджак. Длинные прямые седые волосы, массивные восточные скулы и маленькие, глубоко посаженные глаза под густыми серыми бровями. Он напоминал тибетского монаха, решившего посетить танцплощадку.

Его собеседник, напротив, был в строгом, но дорогом костюме. И хотя уже успел снять галстук и расстегнуть верхнюю пуговицу, в образе все равно ощущалась какая-то монументальность. Темные, с легкой проседью волосы, крупное лицо и веселые глаза, смотрящие на собеседника из-под тяжелых век.

Такого хочется ваять в граните.

– Ну, Леонид Ильич, спасибо вам, дорогой. Давно столь душевно не отдыхал, – заметил Кнопмус, – но давайте, как это ни грустно, перейдем к делам.

– Вечно ты, Юрик, спешишь испортить праздник. Думаешь, мне часто удается так вот, как говорится, у камелька, посидеть с приятным человеком и поговорить о пустяках? А хочешь, нам и горячего сейчас приготовят, шашлычку или «рыжика» даже? Такого борща, как наш «рыжик», ты уж точно нигде не пробовал.

Кнопмус, притворно округлив глаза, замахал руками.

Брежнев вздохнул, поставив на стол рюмку:

– Ладно уж. Валяй. Знаю я тебя, прилипчив как банный лист, все равно не отвяжешься. Выкладывай, с чем пришел.

– Да вопросов много. Космос, восточные кризисы, экономика, политика. В основном, конечно, меня сейчас беспокоят два вопроса: Китай и Семичастный, менять его пора.

Леонид Ильич теперь уже сам замахал на него руками:

– Нет, нет и нет. Никакой политики. Давай завтра приходи, вот тогда поговорим обо всем этом. Не хочу портить себе настроение. Излагай, что тебе лично нужно.

– Не знаю в данном случае, кто к кому и с чем пришел, – лукаво улыбнулся Кнопмус, – есть у меня одна интересная мысль, которую я хотел вам преподнести в качестве небольшого подарка. Знаете, действие равно противодействию. И ваш процесс над Даниэлем и Синявским прекрасно это показал.

– Еще бы не прекрасно, получили себе пикеты под стенами Кремля. Радости полные штаны.

Вспомнив всю эту шумиху, Брежнев даже нервно начал шарить по карманам в поисках сигарет.

– Да что вам до пикетов? И потом, это очень и очень хорошо, что такие пикеты есть. Надо бы этих пикетчиков сажать. Не строго, но сажать. Не понимаете?

Генсек покачал головой, с удивлением глядя на собеседника.

– Попробую объяснить. Почему, по-вашему, Иосиф Виссарионович заменил пламенных революционеров на бюрократов? Думаете, дело только в борьбе за власть с наркомвоенмором в пенсне? Нет, дело в том, что Система существует веками и научилась самовосстанавливаться. Не Сталин привел к власти аппарат, а аппарат его выдвинул как единственно возможного кандидата. Другое дело, что человек он был не вполне психически здоровый, но тогда все висело на волоске, а потом… Потом уже переправу проехали и кони сами понесли, не поменяешь.

– Не понимаю, к чему ты ведешь, Юра.

– Как говорили древние: дослушай, а потом казни, – усмехнулся Кнопмус. – Так вот, сейчас наступает время стабильности, с одной стороны, идеальное для Системы и, лукавить не будем, идеальное для вас. Есть только одна маленькая проблема, а маленькие проблемы обычно рождают большие неприятности.

Брежнев нахмурился:

– И что за проблема?

– Люди. Хрущев, конечно, пару раз щечки понадувал, слюной побрызгал да туфлей постучал. Но это так, мелочи. Расслабился народец. Забывать стал свое место. И не грех периодически ему напоминать, что вы – хозяин. Нет, боже упаси, никаких ГУЛАГов и прочего. Но всяким очкарикам-вольнодумцам надо периодически больно бить по рукам. Самое интересное в данном вопросе то, что именно подобное отношение чаще всего стимулирует науку и искусство, а не игры в либерализм.

– Хм. Ну, продолжай, уже интересно. И почему же?

Кнопмус артистично взмахнул рукой:

– Да потому, что когда мужик сыт, то думает о новом холодильнике или путевке в Болгарию. А когда мужика не порют на конюшне, так он вообще начинает чесать в грязном затылке: а с чего вдруг эти толстомордые упыри командуют – выращивать мне рожь или кукурузу? Я, может, не глупее их, сам разберусь, чем поле засеять. И ведь не глупее, не глупее, но наша-то задача – сделать так, чтобы подобные мысли его голову не обременяли. Поэтому структура, где все как бы разрешено, при этом как бы запрещено, карается сурово, но не строго – это идеальная схема, которая позволяет и рыбку съесть и…. ну вы поняли.

Брежнев грузно поднялся, достал сигарету, закурил. Встал за спинку своего кресла и, облокотившись, задумчиво сказал:

– Как бы разрешено и как бы запрещено – это ты ловко, шельма. Есть конкретные предложения?

– Леонид Ильич. Нужно немного усилить нажим на техническую и творческую интеллигенцию. Оттепель должна перейти в легкие заморозки.

Затянувшись, Брежнев спросил:

– Не понимаю одного, какой толк от этого тебе?

– Это отвечает интересам Системы и Хранилища. Не дать поколению погрязнуть в мещанстве, держать всегда на полуголодном пайке, стимулируя лучше учиться и работать, – вот задача номер раз. Отсюда уже и все вытекающие. И не стесняйтесь, улыбаясь, за спиной держать хворостину для холопов. Они другого языка не понимают, а мы вас поддержим.

– Скажи Суслову, пусть подготовит соответствующие документы. Об этих твоих усилениях и прочем. Я подмахну.

– Все уже готово, Леонид Ильич. И кстати, давайте-ка правда этот ваш «рыжик» закажем и вмажем еще по стопочке по такому поводу.

Брежнев наконец улыбнулся:

– Вот это другое дело. И вообще, Юрик, хватит с этими глупостями ходить ко мне. Пусть у Суслова голова болит. Я сейчас тебе лучше покажу пока охотничье ружье девятнадцатого века, прислали из одного областного парткома в подарок, закачаешься.

Ленинград, 1934 год

– Серго? – Киров подул в эбонитовую трубку телефона, слышимость была паршивая. – Чем обязан, дружище?

– Слушай внимательно, кобель ты чертов. Затевается с тобой какая-то кутерьма, я понять не могу. Знаешь такую – Мильду Драуле?

Сергей Миронович вздрогнул. Конечно, о его похождениях Серго был в курсе. Не раз он, будучи в гостях у Орджоникидзе, рассказывал о своих подругах из «Мариинки», да и о других девочках. Но почему вдруг всплыла эта дура Мильда? Про нее и не говорил даже, не того полета птичка.