Читать книгу "Русский национализм и Российская империя - Эрик Лор"

* * *

Ситуация в Германии

Подобные трансформации осуществлялись по всей Европе и миру. В нашем случае наиболее существенными являются аналогичные изменения, имевшие место в германской практике на землях, полученных при разделах Польши. В то время как еще в 1848 г. возможность интеграции в германское общество являлась реальностью для поляков в Пруссии, к 1880-м гг. немецкие власти в Познани стали уделять пристальное внимание демографическому равновесию и ситуации в землевладении края. В 1886 г. О. Бисмарк основал так называемую Прусскую королевскую колонизационную ассоциацию для выкупа земель у польских помещиков и передачи их немцам. Досадуя на отсутствие прогресса в этом вопросе и десятилетиями бессильно наблюдая за крайне плохо финансируемыми и малоуспешными попытками колонизации Пруссии, рейхсканцлер Б. Бюлов в 1908 г. продавил законопроект, позволявший экспроприировать земли польской знати. Хотя оппозиция в рейхстаге препятствовала его применению и всего четыре поместья были экспроприированы до войны, в докладе губернатора Познанской провинции Вильгельма фон Вальдова указывалось, что все же произошли важные концептуальные изменения. Традиционная, в духе Бисмарка, точка зрения, определявшая польскую знать как главное препятствие на пути германизации, была отброшена из-за новых проблем, связанных с демографическими особенностями населения и прав собственности. Историк Уильям У. Хаген отмечал, что к 1914 г. германизация уже «имела отношение не столько к полякам, сколько к земле, на которой они проживали».[101]

Новый курс германской национальной политики и риторика относительно уравнивания национальной принадлежности и подданства, а также стремление «национализировать» свою территорию оказали значимое влияние на действия России[102]. Это новое направление в политике Германии, воплотившееся в четких, этнически определенных концепциях подданства, включавших немцев за рубежом в единое немецкое гражданство и сообщество, было воспринято в России как прямая угроза, ставившая под сомнение лояльность даже тех немцев, которые давно натурализовались в России. Реальное проявление этих концептуальных сдвигов нашло отражение в дебатах 1913 г. по новому закону о подданстве в Германии, в которых германские правые усиленно лоббировали положение о признании немецких диаспор за пределами Германии ее полноправными подданными на основании кровного родства. В то время как действующий в Германии закон был сформулирован осторожно и допускал двоякое толкование проблемы двойного подданства, в дебатах по поводу нового закона было уделено большое внимание идее о том, что Германия считает немецкие диаспоры за рубежом членами германской нации независимо от их официального подданства. Более того, российские аналитики и военные стратеги не преминули заметить, что военные планы Германии включали тактическое использование близких этнических групп и что германские правые строили грандиозные планы по переселению немцев из России для создания нового порядка в прибалтийских губерниях и частях русской Польши, которые рассматривались не иначе как будущие германские колонии.

Мечты о завоеваниях, взлелеянные некоторыми германскими правыми (а также очевидное сочувствие им некоторых членов германского правительства) заставили некоторых российских правительственных лиц прислушаться к голосам тех патриотов в России, кто утверждал, что Берлин ставит перед немецкой иммиграцией стратегические задачи. Латвийская и литовская пресса негодовали по поводу переселения нескольких тысяч немцев из Поволжья и Южной Украины в Прибалтику, утверждая (не без некоторого основания), что это было частью пангерманского заговора с целью «мирного завоевания» региона.[103] Опубликованные притязания Пауля Рорбаха и других видных членов Пангерманской лиги на то, что прибалтийские губернии должны стать частью будущей Германской империи, превратили эту проблему в первостепенную не только в местной прессе, но и в российских общенациональных газетах[104]. Представители русского Генерального штаба писали, что иммиграция в Волынскую губернию и другие территории была спланирована и профинансирована из Берлина, и усердно разрабатывали карты губернии, чтобы вскрыть логику подобного расселения, особо отмечая появление новых поселений вдоль морских побережий, железных дорог, западной границы империи и крепостей. Во время войны официальная пропаганда придавала этой теме огромное значение.

Развитие конфискационных мер в условиях военного времени

До войны уже существовали меры, которые ограничивали права как иммигрантов из других стран, так и подданных Российской империи еврейского, польского и немецкого происхождения на приобретение земли. Однако путь от ограничений на приобретение до полной конфискации был неблизким.

Уверенность в том, что частная собственность неприкосновенна и что государства не могут произвольно экспроприировать ничье имущество, особенно земельное, основывалась на давно существовавших узаконенных традициях в Европе, связанных с фундаментальными принципами личностных и гражданских прав. В России эти традиции безусловно были гораздо слабее, чем в большинстве европейских государств. В Основных законах 1906 г. впервые было четко указано, что государство гарантирует, что земля и собственность российских подданных не может быть экспроприирована без компенсации. Согласно статье 77, «собственность неприкосновенна. Принудительное отчуждение недвижимых имуществ… допускается не иначе, как за справедливое и приличное вознаграждение». Как и сама идея гражданства с установлением равных прав и обязанностей перед законом для всех, гарантии имущественных прав были одним из основных принципов, за установление которых боролись умеренные политики и общественные деятели[105]. Одной из главных целей столыпинских реформ в деревне было концептуальное и практическое установление частной земельной собственности взамен общинного землевладения. Хорошо известно, что против установления этого принципа выступали многие представители левых партий, ратовавшие за экспроприацию помещичьих и государственных земель, но обычно забывают о том, что правые и само государство коренным образом подрывали этот самый принцип во время войны[106].