Читать книгу "Девочки-мотыльки - Энн Кессиди"

Это правда.

– Мы пробыли там всего пару минут. Тина вся издергалась. Я чувствовала напряжение в ее руке, беднягу будто парализовало от страха. Она сказала: «Мне нужно уйти». Поэтому я отпустила ее и слегка подтолкнула к двери. Тине словно нужно было мое разрешение, чтобы сбежать, и я дала его ей. И она ушла. Оставила меня там. Я немного обиделась. Как только она ушла, мне не было смысла оставаться. Я подождала еще с минуту. Подумывала осмотреться, но не стала. Было темно, а одной это делать страшно. Поэтому я тоже ушла. Тины нигде не было, и я пошла домой.

– Того старика убили.

– Я знаю. Читала об этом в Интернете. Мистер Мерчант… – она замолчала, – был жив, когда я уходила.

– А Тина…

– Я думала, она пошла домой или, может, к тебе.

Могло ли все быть так просто? Они обе вышли из дома по отдельности?

– Я целых пять лет винила себя за то, что никому не сказала о вашем походе в дом. А теперь ты говоришь, что никто из вас там не остался?

– Тут нет твоей вины.

– Но если бы я все сразу рассказала полиции…

– То ничего бы не изменилось. Тина вышла из дома, и я тоже. С ней произошло что-то снаружи, на улице, по пути домой или к тебе. На самом деле, именно там полиция и начала поиски – на улицах. Тебе не в чем себя винить.

Мэнди заерзала. Это никогда не приходило ей в голову. Что бы она ни сделала тем вечером, ничего бы не изменилось.

– Ты же никогда не видела моего папу? – вдруг спросила Петра.

– Видела пару раз.

– У него были проблемы с управлением гневом. Когда он раздражался или расстраивался, то кого-нибудь бил. Мою бабушку, своих подружек и меня. Может, даже маму, когда она была жива. Социальные службы об этом знали. Они тщательно следили за тем, чтобы он не пил. Мне с ним было нетрудно. Я хотела жить с ним. Он проявлял агрессию, только когда напивался. Но после всегда извинялся. Социальные службы заключили с ним своего рода договоренность. Он ходил к психотерапевту, не пил и обещал меня не трогать. Как правило, ему это удавалось. А если он причинял мне боль, я прикрывала его и никому не говорила. Как я могла сказать? Иначе меня бы отдали на попечение государству, а я этого не хотела. Я справилась. Я была достаточно счастлива. После смерти бабушки мало что имело для меня значение. Ну, кроме Тины. Тина была мне как сестра. В тот день, в тот четверг, папа был в запое. Он очень рассердился на меня тем утром и ударил. У меня остались синяки по всей руке и на ребрах. Ты не видела, потому что я их скрывала.

Мэнди молчала. Петра всегда что-то скрывала.

– Тина тоже их не видела, но знала, что у меня тяжелые времена. Тем вечером, выйдя из дома мистера Мерчанта, я пошла домой. Папа спал на диване, на полу перед ним в ряд стояли пивные банки, а на кухне – полупустая бутылка водки. Я чувствовала себя ужасно и не могла ждать всю ночь, когда он проснется и снова начнет строить из себя святошу. Поэтому ушла и осталась у его бывшей девушки. Сказала ей, что он не против. Мы посмотрели телевизор, легли спать и проснулись поздно. А затем увидели новости и поняли, что произошло.

– Почему ты не вышла на связь?

– Потому что знала: это конец. Я вся была в синяках и отсутствовала целую ночь. Меня бы отправили в приют.

– Ты пять лет скрывалась, чтобы избежать этого?

– Я не собиралась скрываться вечность. Я… мы жили с этим изо дня в день. Я думала, синяки сойдут. У меня даже возникла безумная мысль, что можно через пару дней пойти в полицию и сказать, что потеряла память.

– А как же его девушка? Она бы точно заставила тебя пойти в полицию.

– Она знала, каким мог быть папа. Она заботилась обо мне и так или иначе планировала вернуться в Польшу, чтобы не быть частью этого. А еще я беспокоилась за Тину. Думала, если пойду в полицию, тогда история станет еще запутанней. Будут думать обо мне, когда надо о ней. Я понятия не имела, что с ней случилось, а в голову лезли страшные мысли. Эти несколько дней были ужасными.

– Но ты не вернулась…

Петра покачала головой.

– Ты поехала с папиной бывшей девушкой в Польшу?

Петра сжала губы.

– Больше я ничего не могу сказать. Не хочу, чтобы у кого-то еще возникли неприятности. Она заботилась обо мне. Я приняла решение, что хочу жить с ней, а не с папой. Шли дни, объяснения того, что произошло с Тиной, так и не нашли, и я поняла: если вернусь, мне придется жить либо с отцом, либо в приюте, и в обоих случаях я буду без Тины. Мне показалось, что моя старая жизнь закончилась. Петра Армстронг пропала, и я начала все с чистого листа.

Мэнди не знала, что сказать. Нельзя просто так принять решение оставить прошлое. Просто нельзя.

– Звучит неправдоподобно.

– Ничего не могу с этим поделать. Это правда. У меня хорошая жизнь. Я живу с тем, кто любит меня. Мы как сестры.

– Но ты вернулась.

– Ненадолго. Нам нужна была работа. Деньги – это хорошо.

– Ты не боялась, что тебя узнают?

– Я выросла. Прошло пять лет. В любом случае, в Лондоне восемь миллионов жителей. Вряд ли я столкнулась бы с папой.

– Ты поехала к дому. И столкнулась со мной.

– Так и есть. Я не ожидала увидеть там кого-то в пять утра.

Мэнди смутилась. Странно оказаться на улице в такой час. Она не могла объяснить, зачем пошла туда.

– Я удивилась, что дома больше нет. И впала в шок, когда ты неожиданно вышла из тени.

Раздался гудок машины. Мэнди посмотрела на вход в парк. У ворот стояла машина. А рядом – женщина, которая открыла ей дверь. Она была в длинном пальто, руки воинственно скрещены на груди. Петра поднялась и затеребила молнию куртки, пытаясь ее застегнуть. Сделала пару шагов. Мэнди тоже встала и, догнав ее, взяла за руку, чтобы остановить.

– Ты уходишь?

– Да.

– Прямо сейчас? В эту минуту?

– Я не могу рисковать…

– Думаешь, я расскажу полиции?

– А расскажешь?

– Не знаю.

– Мэнди, я просто не могу рисковать.

Девушка посмотрела на женщину и на машину. И представила спешно упакованные чемоданы в багажнике. Наверное, именно это Петра сказала ей на польском. «Пакуй чемоданы, мы уезжаем», потому что Мэнди нельзя доверять.

– Я никогда тебе не нравилась, да? – спросила она.

Петра вздохнула.

– Не особо. Но могла бы…

– Я была одинокой. Нуждалась в друзьях.

– Поэтому влезла в нашу компанию, – произнесла Петра с ноткой злости в голосе. – Тина была для меня всем, а ты увела ее.

– Ты всегда была для нее на первом месте.