Читать книгу "Голосуйте за Цезаря - Питер Джонс"

«Эти заговорщики заслуживают своей участи, но вы должны учитывать прецедент, который может быть создан. Плохие прецеденты всегда вырастают из мер, которые кажутся правильными. Но когда власть перейдет от вас в руки недостойных и невежественных людей, прецедент, вами созданный, то есть казнь тех, кто даже этого заслуживает, будет применен и к людям невиновным».

Последнее слово взял Катон, которому удалось навязать Сенату свое мнение, и Капиталину задушили. Юлий Цезарь, в принципе, не был против смертной казни; он выступал против ее применения именно на этом этапе, опасаясь прецедента, который впоследствии могут взять на вооружение люди необразованные и жестокие.

Казнь в наши дни

Законодательство европейских стран запрещает парламентам даже обсуждать вопросы, касающиеся смертной казни. Еще в начале XX в. ее применение было широко распространенной практикой почти во всех странах мира. В ряде стран она применяется до сих пор. Зададимся вопросом: почему умерщвление людей по закону в современных западноевропейских странах предано анафеме? Запрет объясняется не только тем, что мы по ошибке можем казнить невиновных людей. Этот аргумент, кстати, присутствовал в истории всегда (вспомните Юлия Цезаря), а в предыдущем столетии стал даже необсуждаемым (и это — несмотря на выдающиеся достижения судебной криминалистики, позволяющие свести все ошибки к минимуму).

Быть может, ответ лежит в религиозной плоскости? С точки зрения христианских догматов, любого человека, в том числе и преступившего закон, ждет суд на небесах, и Бог сам определит, какого наказания он достоин. Возможно, влияние христианской морали на западную юриспруденцию и велико, однако это никак не объясняет того факта, что в США, считающих себя куда как более приверженной христианству, нежели Западная Европа, смертная казнь сохранилась во многих штатах. Что же запретного находит западноевропейское право в казни убийцы, чья вина абсолютно, стопроцентно доказана?

Жизнь человеку дается один раз; другой уже не будет, и потому она бесконечно ценна. Это наше твердое убеждение, убеждение, выстраданное всем западноевропейским обществом. Я согласен с тем, что наше трепетное отношение к отдельно взятой человеческой жизни выросло из христианской концепции ее «святости», — хотя мы знаем о зверствах инквизиции, пытках и истязаниях «от имени Бога». Наше общество считает жизнь человека даром, данным ему при рождении, и у государства нет никакого права — ни морального, ни политического, ни юридического — отнимать ее даже у преступников.

Ко всему сказанному добавлю, что мы живем в государстве «всеобщего благоденствия», чья цель, как иногда кажется, состоит в том, чтобы опекать нас каждый час, каждую минуту; опекать даже тех людей, которых необходимо срочно изолировать от общества. Развитая медицина, похоже, вот-вот предложит нам рецепты бессмертия. Не забудем и о двух мировых войнах, прокатившихся по Европе. Ужасы военных лет оставили в сознании европейцев неизгладимый след, еще более возвысив цену отдельно взятой человеческой жизни.

Есть, на мой взгляд, такие случаи в жизни, когда мы должны сами себе задать вопрос, мучивший древних. Я имею в виду случаи неприкрытого терроризма, когда отдельные мерзавцы лишают жизни большого количества людей — теракты на транспорте, в общественных местах. Ярчайший пример — атака на нью-йоркские «башни-близнецы». Вопрос: как поступить с пойманными злодеями?

Древние были бы бесконечно удивлены, узнав о наших воззрениях и нашей практике на этот счет. Лучшим решением для общества мы считаем строжайшую изоляцию кровавых преступников в условиях, обходящихся налогоплательщикам в 50 тысяч фунтов в год на одного заключенного. Тем не менее древним были вполне понятны аргументы Диодота и Цезаря — применение смертной казни, в определенных условиях, может иметь опасные последствия. Чего они не поняли бы точно — спокойную, сытую тюремную жизнь отъявленных негодяев, место которых на виселице.

Гуманизм или общественная польза?

Когда Цезарь упоминал об изгнании как альтернативе казни, он имел в виду закон «aquae et ignis interdictio», буквально — «отказ в еде и крове». Первоначально этот закон разрешал безнаказанное убийство преступника любым гражданином. Затем закон претерпел некоторые изменения, и если преступник, приговоренный к смерти, являлся гражданином, то он имел право на замену казни изгнанием. То есть страшный приговор не обязательно подразумевал трагической развязки.

Это интересная метаморфоза. Как указал Цицерон, «utilitas publica» («польза для народа») — фактор для римлян решающий как для оценки закона, так и для последующего его применения. Именно по этому закону, например, многие преступники оказались в числе гладиаторов, предоставляя публике невинное (как считали сами римляне) развлечение и подавая ей пример героической смерти (между прочим, очень распространенное в древнем мире оправдание кровавых игрищ).

В то же самое время римляне совершенно искренне гордились своим «гуманизмом». Мы-то прекрасно знаем, как они обращались со своими рабами, преступниками и, зачастую, иностранцами-негражданами, и потому самодефиниция древних римлян как нации «гуманной» выглядит очень странно. Полные чувства «миссианства», они считали себя «цивилизаторами» окрестных «варварских» народов. Плиний Старший, бывший флотоводцем, погиб, спасая людей во время извержения Везувия в 79 г. н. э. Однако его мы помним прежде всего за его научно-литературное наследие, а именно — прекрасную тридцатисемитомную «Естественную историю», по сути, гигантский энциклопедический труд. В нем он определил Италию:

«Матерью всех земель, выбранную провидением богов. Великая миссия Рима — быть небесным светочем, освещающим путь для окрестных народов; объединять под своей сенью рассыпанные здесь и там империи; дать им пример лучшей жизни и свой язык, вносящий гармонию в нестройный хор диких наречий; а главное — показать им, что такое человечность («humanitas»)...»

Позже он радуется разрушению святилищ друидов в Британии:

«Даже нельзя выразить словами, насколько благодарны должны быть в Британии римлянам, которые покончили с этими чудовищными ритуалами и святилищами, где убийство людей было высшим долгом жрецов, а поедание несчастных считалось условием для хорошего здоровья».

Именно так римляне «несли» миру человечность и гуманизм. Вам это ничего не напоминает? Точно так же мы «несли» свою цивилизацию народам нашей империи. По крайней мере, мы использовали ту же риторику, что и древние римляне. В наши дни, конечно, многое изменилось: просвещенный Запад безо всякой иронии выполняет свою просветительскую и гуманитарную миссию, о чем свидетельствуют бесплатные школы и больницы в самых бедных и отсталых странах мира. Тем не менее нужно признать, что за пределами Запада со стороны некоторых людей мы видим враждебное неприятие наших достижений, ценностей и институтов, таких как трансплантация органов и футбол, университетское образование и ракеты «земля-воздух», тренажеры и компьютеры, мобильные телефоны и Интернет, бейсболки и рок-культура. Интересно, что Осама бен Ладен делал бы без этих людей?