Читать книгу "Остров Смертушкин - Марьяна Романова"

И вдруг она увидела уверенные линии, появляющиеся из-под неловкой Настиной руки. Линии эти наслаивались одна на другую и поначалу походили на каракули, но затем неожиданным волшебным образом сложились в женский портрет. Никогда прежде не рисовавшая Настя довольно ловко изобразила темноволосую молодую женщину с черными дырами испуганных глаз, удлиненным лицом и шрамом, перечеркнувшим тонкие губы. Эта картинка ничего общего не имела со схематичными принцессами, каких обычно рисуют девочки ее возраста.

Мать даже за корвалолом пошла. А что, если психический недуг ее бедовой младшенькой – лишь побочный эффект творческой гениальности? Что, если Настино место не в социальной мясорубке для отвергнутых, где ее будут пичкать таблетками и обучать какому-нибудь нехитрому ремеслу вроде склеивания коробочек, а в школе для детей особенных, тонких, одаренных?

Профессиональный художник, к которому она на следующее же утро побежала с дочкиным рисунком, со снисходительным цинизмом растоптал ее мечты. Не помогли даже аргументы «она впервые держала в руках карандаш» и «она сделала это за три минуты – просто собрала из хаотичных линий лицо».

Но самое страшное началось позже, когда разочарованная женщина вернулась домой.

– Мамочка, а куда ты носила Вику? – бросилась ей навстречу дочка.

– Какую еще Вику? – удивилась мать.

– Мой рисунок. Отдай ее.

– Ты назвала нарисованную девушку Викой?

– Да, так ее зовут, – радостно подтвердила Настенька. – Она в подвале нашего дома уже третий месяц лежит. Гниет. Когда мы гулять ходим и мимо подвала идем, она меня подзывает и шепчет… Но мне она не нравится.

Женщина так и осела в коридоре, даже не успев расстегнуть плащ, – ноги словно тряпичными стали.

– Настя, ты опять! Сейчас же замолчи!

– Но это правда… Вика говорит, что ее убили. И что ее никто не ищет, потому что она из другого города.

– Зачем ты придумываешь такие гадости?!

– Ничего я не придумываю, – надулась Настя. – Она часто говорит со мной. Рассказывает, что кожа на лице сгнила и лоскутами с косточек сошла, от личинок прожорливых вспучилась.

– Замолчи, замолчи! Сейчас же прекрати!

Настя тогда обиделась, расплакалась и убежала в свою комнату, прижимая к груди скомканный рисунок. Женщине и в голову не пришло проверить слова дочери, такая избирательная слепота была ее защитной реакцией на то, что объяснить она никак не могла.

Но спустя неделю она возвращалась с работы раньше обычного, увидела во дворе взбудораженную толпу – полиция, машина «Скорой помощи», дворовые сплетницы, по горящим глазам которых можно было сделать вывод, что произошло нечто из ряда вон.

Одна из таких сплетниц, балерина на пенсии, уже двадцать лет пытающаяся примириться с тем, что лучшие годы были потрачены на то, к чему у нее не было ни таланта, ни даже страсти, подбежала к ней, задыхаясь от волнения. Обычно бывшая балерина ходила с потухшим взглядом, все ее мысли были устремлены в прошлое, а завтрашний день был словно подернут серой пеленой. Она бесконечно рефлексировала и анализировала – а что было бы, если бы не травма мениска, после которой стало ясно, что теперь ее карьерные амбиции ограничатся задними рядами кордебалета? А что, если бы в двадцать лет она приняла нескромное предложение одного чиновника и полетела бы с ним в Сочи на выходные, вместо того, чтобы, вздернув остренький подбородок, отчеканить: «Вам тут театр, а не публичный дом!» Вдруг она смогла бы разглядеть в нем принца-спасителя и полюбить? Задала бы своей судьбе совершенно иной вектор.

Сейчас же ее было не узнать – румяная, глаза блестят.

– Что там у нас случилось? – остановилась Настина мать.

– Просто ужас какой-то! – заверещала балерина. – В нашем подвале труп нашли! Всех допрашивали, и меня тоже. Мне следователь по секрету сказал, что, судя по состоянию тела, бедняжка уже несколько месяцев там находится.

– Бедняжка? Это женщина?

– Вроде как молодая девчонка. Но точно не из наших. Непонятно. Ты сходи к ним, там как в детективном кино.

А еще спустя несколько дней по двору разнеслась сплетня. Убитая – восемнадцатилетняя девушка по имени Виктория из подмосковного городка, приняла смерть от удара ножом около трех месяцев назад. За это время тело так деформировалось, что опознать ее смогли только по стоматологической карте.

Страшная смерть. Двадцать два проникающих ранения в живот. Кому она могла помешать, почему с ней расправились с такой жестокостью, почему бросили умирать в подвале совсем одну – так и не выяснилось. Родители Виктории считали, что она уехала в Москву на заработки. Теплых отношений в семье не было, девушку не искали.

Тогда-то и вспомнились ей слова Настины: «Она в подвале нашего дома уже третий месяц лежит. Гниет… Говорит, кожа на лице сгнила и лоскутами с косточек сошла, от личинок прожорливых вспучилась….»

Вот еще один Настин шанс, решила ее мама. А что, если нервная младшенькая – блаженная, святая, воплощенный в человеческой плоти ангел? Что, если она действительно слышит мертвых? А вдруг она и еще что-нибудь умеет, вдруг начнет людей лечить…

Настю поволокли к психиатру, который написал огромную научную монографию о возможности ясновидения в мире торжествующего научного познания. С трудом попали на прием, огромные деньги пришлось заплатить.

Врач выглядел утомленным, смотрел на них снисходительно. Каждый день со всей страны к нему приезжали люди, которые, по их собственным заверениям, обладали какими-то сверхспособностями. Когда он был много моложе и романтичнее, он надеялся найти жемчужину в навозной куче. Переживал, нервничал, составлял какие-то опросники, устраивал многоступенчатые эксперименты, горел такой страстью, что даже умудрялся выбивать на свои опыты правительственные гранты. Но за все годы чуда так и не произошло. Большинство «супергероев», которые приходили, чтобы засвидетельствовать чудо, оказывались обычными психопатами в поиске чужого внимания. Ни разу ему не встретился человек, который действительно смог бы продемонстрировать хотя бы одну суперспособность в лабораторных условиях. При этом он ведь не был скептиком, его целью было не уличить, а найти хоть крупицу, хоть отблеск, хоть жалкое подобие такого дара. Он изо всех сил помогал пришедшим людям, предоставлял им столько времени на эксперимент, сколько требовалось. Некоторые добровольцы оставались в его лаборатории на несколько суток. Но ничего. Ничего вообще.

Он разочаровался. Но к тому моменту были изданы книги, защищена кандидатская и почти написана докторская, проведено сотни конференций. В общественном сознании его имя теперь было прочно связано с поиском и попытками объяснить сверхъестественное. И ему еще повезло, что с подобными интересами он ухитрился не стать маргиналом от науки, как большинство искателей этого призрачного клада, а остаться в мейнстриме.

– Моя дочь мертвых слышит. – Женщина сбивчиво рассказала ему об обоих случаях, стараясь ничего не упустить.