Читать книгу "Кафе лунатиков - Лорел Гамильтон"

Он вытащил у меня блузку из юбки, проводя руками по голой спине. От ощущения его кожи в тех местах, которых он не касался никогда, я вздрагивала.

– Нам надо остановиться, – шепнула я, уткнувшись в его шею. Может быть, поэтому фраза прозвучала не до конца убедительно.

– Что?

– Остановится. – Я чуть оттолкнулась от него, чтобы заглянуть в лицо. Чтобы можно было дышать. Руки у меня все еще играли с его волосами, касались плеч. Я опустила их. Заставила себя перестать. Он был такой теплый! Подняв руки к лицу, я ощутила запах его кожи. Я не хотела останавливаться. Судя по выражению его лица и ощущению тела, он тоже. – Мы должны остановиться.

– Зачем? – Это был почти шепот.

– Потому что если не остановимся сейчас, то вообще не остановимся.

– Разве это будет так уж плохо?

– Глядя в эти прекрасные глаза в дюйме от моих, я чуть не сказала “нет”.

– Наверное, да.

– Почему?

– Потому что одной ночи всегда мало. Это нужно либо регулярно, либо совсем без этого обойтись.

– Ты это можешь иметь каждую ночь, – сказал он.

– Это предложение? – спросила я.

Он моргнул, пытаясь собраться с мыслями. Подумать. Я смотрела на его усилия, и сама боролась с собой. Только сидя у него на коленях, думать было трудно, и я встала. Его руки остались у меня под блузкой, на голой спине.

– В чем дело, Анита?

Я стояла, глядя на него, держа руки у него на плечах для равновесия, слишком близко к нему, чтобы ясно соображать. Я шагнула назад, и он отпустил меня. Опершись руками о кухонный стол, я пыталась придумать что-то осмысленное. Мне надо было пару лет боли вложить в несколько слов.

– Я всегда была хорошей девочкой. Ни с кем не спала. В колледже я встретила одного человека. Мы были помолвлены, ходили на свидания, занимались любовью. Он меня бросил.

– Он все это проделал, только чтобы заполучить тебя в кровать?

Я покачала головой и повернулась к Ричарду. Он так и сидел с незаправленной рубашкой, и вид у него был великолепный.

– Его семья меня не одобрила.

– Почему?

– Его матери не понравилось, что у меня мать мексиканка. – Я прислонилась к шкафу, охватив себя руками за плечи. – Он не настолько меня любил, чтобы пойти против своей семьи. Мне его очень по-всякому недоставало, но мое тело тоже тосковало без него. Я себе обещала, что это больше не повторится.

– Значит, ты ждешь свадьбы, – сказал он.

Я кивнула.

– Я ужасно хочу тебя, Ричард, но не могу. Я себе дала слово, что больше никогда не подставлю себя под такой удар.

Он поднялся, подошел и встал передо мной. Очень близко, но не касаясь и не пытаясь коснуться.

– Тогда выходи за меня.

Я подняла глаза:

– Ага, прямо сейчас.

– Я серьезно. – Он ласково опустил руки мне на плечи. – Я хотел попросить раньше, но боялся. Ты тогда не видела, что могут сделать ликантропы, во что превратиться. Я знал, что надо будет тебе это увидеть до того, как я сделаю предложение, но я боялся и не хотел, чтобы ты увидела.

– Я все еще не видела, как ты меняешься, – сказала я.

– А тебе это нужно?

– Когда мы стоим вот так, как сейчас, я бы сказала “нет”, но если подходить реалистично, если мы всерьез – то да, наверное.

– Сейчас?

Я поглядела на него в сгустившейся темноте и обняла. Припала к нему, потрясла головой, скользя щекой по обнаженной груди.

– Нет, не сейчас.

Он поцеловал меня в макушку.

– Так это значит – “да”?

Я поглядела ему в глаза:

– Мне следовало бы сказать “нет”.

– Почему?

– Потому что жизнь слишком сложна для этого, Ричард.

– Жизнь всегда сложна, Анита. Скажи “да”.

– Да, – сказала я и тут же захотела вернуть это слово. Я его сильно хочу. Я что, подозревая его в съедении Красной Шапочки? Черт побери, он даже не может заставить себя убить Страшного Серого Волка! Из нас двоих скорее я могу кого-нибудь зарезать.

Он поцеловал меня, крепко обняв. Я чуть отодвинулась, чтобы можно было дышать, и сказала?

– Сегодня – никакого секса. Правило остается в силе.

Он наклонился и сказал, почти касаясь губами моих губ:

– Знаю.

18

На первый свой подъем зомби я опоздала. Как странно, не правда ли? Из-за этого я опоздала и на два других. Когда я добралась до номера Эдуарда, было уже 2.03.

Я постучала, он открыл дверь и отступил в сторону.

– Опаздываешь.

– Ага, – ответила я.

Комната была приятная, но стандартная. Полутораспальная кровать, ночной столик, две лампы, письменный стол у дальней стены. Окна почти от стены до стены закрыты шторами. Свет в ванной включен, дверь открыта. Шкаф полуоткрыт, показывая, что Эдуард повесил туда свои вещи. Значит, он здесь на какое-то время останется.

Телевизор работает, звук выключен. Это меня удивило – Эдуард телевизор не смотрит. На телевизоре стоял видеомагнитофон. Это уже отклонение от стандартной гостиничной меблировки.

– Заказать чего-нибудь в номер перед началом?

– Кола – это будет отлично.

Он улыбнулся:

– Ну ты и размахнулась!

Он подошел к телефону и заказал бифштекс, слегка прожаренный, и бутылку бургундского.

Сняв пальто, я положила его на стул возле стола.

– Я ведь не пью.

– Я знаю. Хочешь освежиться, пока ждем еду?

Подняв глаза, я увидела промельк своего отражения в зеркале ванной. Куриная кровь присохла к лицу кирпичной коркой.

– Намек поняла.

Я закрыла дверь ванной и оглядела себя в зеркале. Свет был резким, белым, как, очевидно, полагается в ванных комнатах гостиничных номеров. Настолько нелицеприятный свет, что даже мисс Америка в нем бы себе не понравилась.

Кровь выступала на моей бледной коже, как следы красноватых мелков. Я была одета в трикотажную рубашку с изображением Максины из рекламного ролика. Она пила кофе, держа в руке палочку печенья, и говорила: “Такая же кайфовая штучка, как я сама”. Берт нас всех просил надевать на работу что-нибудь этакое рождественское еще за месяц до праздника. Может быть, моя рубашка была не совсем такая, как он имел в виду, но – ладно – она была еще ничего по сравнению с другими, что лежат у меня дома. На белой ткани краснели пятна крови. Отлично смотрится.

Я сняла рубашку и повесила ее на край ванны. Над сердцем у меня оказались мазки крови, мазки были даже на серебряном кресте – попали с рук и лица. Сегодня пришлось убить трех цыплят: подъем зомби – работа не слишком чистая.