Читать книгу "По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация - Андрей Мартынов"

Чинам РОВСа был указан маршрут и выданы соответствующие проездные бумаги. Мне было легко сделать это, ибо в это время я был командующим отдельной армии, непосредственно подчиненной немецкой Главной квартире (ОКН. — А. М.), но генерал проявил полное понимание обстановки, большое гражданское мужество и отсутствие всякого эгоизма».

Причина столь странного на первый взгляд поступка фон Лампе, состоящего на момент отдания приказа о включении чинов ОРВС в состав 1-й РИА во власовской армии, была, очевидно, связана со стремлением спасти кадры союза, не включенные в состав ВС КОНР от мобилизации в фольксштурм.

Хольмстон-Смысловский писал, «я отклонился от непосредственной передачи моего последнего разговора с генералом Власовым, но я хотел осветить для будущего историка и эту страницу минувших дней. По понятным причинам об этих событиях до сих пор было очень скупо написано. Перейдем теперь снова к концу апреля и к моей предпоследней поездке в главную немецкую квартиру. На основании записок я точно воспроизвожу последний, поистине трагический разговор со ставкой генерала Власова.

— У аппарата генерал Хольмстон. Хочу спешно говорить с генералом Власовым.

— Здесь генерал Трухин. Я вас слушаю. Здравствуйте. Генерал Власов подойти к аппарату не может. У него важное совещание.

— Здравствуйте. Скажите, вам известна обстановка? Если известна, то что вы намерены делать?

— Да. Мы двигаемся, согласно приказу главнокомандующего, в Чехословакию. Предполагаем совместно с чехами организовать фронт и ждать подхода американцев.

— Это безрассудно. Вспомните Колчака. Вы должны знать, что на Западном фронте были взяты тысячи пленных в форме РОА.

— Хорошо. А что вы предполагаете делать?

— Я иду на юго-запад, к нейтральной границе. Буду пытаться перейти швейцарскую границу. Мне переданы Русский корпус и Шаповалов.

— Шаповалову приказано идти на соединение с нами.

— Моя директива прямо противоположна.

— Подождите, я доложу главнокомандующему.

— У аппарата генерал Власов. Трухин передал мне разговор с вами. Кто отдал приказ о передаче вам 3-й дивизии?

— Германская главная квартира.

— Поздно. Я командую сейчас всеми русскими частями, и в этот исторический момент они должны исполнять только мои приказы.

— Разрешите доложить, что обстановка требует изменения ваших директив. Идти на восток — это безумие. Я, во всяком случае, иду на запад.

— Вы генерал вермахта и можете делать что вам угодно. До свидания. — Власов отошел от аппарата. Колонны РОА двинулись на восток».

Подводя итоги, Хольмстон-Смысловский писал: «вопрос — живем ли мы в эпоху, когда надо вести войну при поддержке политики или политику при поддержке бронированного кулака — этот вопрос разрешила сама жизнь. Над ним теперь нечего философствовать. Я должен откровенно признаться, что генерал Власов был во многом прав». Прав был Власов и в своей стратегии во время войны. «Расчет Власова на революцию правилен, — обескровленная Германия и западные державы, победители и побежденные не смогли бы полностью заняться русским вопросом и начавшееся движение РОА, обрастая партизанщиной, всевозможными восстаниями могло бы вылиться в широкое революционное движение. На опыте Германии мы видим, что оккупация России немыслима и значение русского союзника, частично сидящего в городах, а главным образом в лесах, постепенно возрастая, приобрело бы полноценное политическое значение». Важным преимуществом генерала было и то, что он «был чужд и свободен от всех кастовых военно-белых и военно-немецких влияний, а потому мог подойти к возглавляемому им делу наиболее просто, по-современному, чисто по ново-русскому. В этом преимущественно и заключался его личный авторитет и сила его Движения». Хотя, оговаривался генерал, трагедия РОА, «по своим размерам уступающая трагедии гибели Белого Движения, но по своему историческому значению она, вероятно, займет одно из первых мест в истории Русской революции и в борьбе против советской власти».

А вот генерал-майор Митрофан Моисеев, служивший в свое время и в Зондершабе, и в ВС КОНР[92], считал виновником неудачи переговоров фон Регенау: «создавая отдельную армию (1-ю РНА. — А. М.), исключительно связанную с немецким штабом, Смысловский вносил раскол в формирование РОА, куда уже примкнули все, начиная от ОВ союза (Объединение русских воинских союзов. — А. М.) возглавляемого генералом фон Лампе, казачьих атаманов… Я помню, когда ко мне явился полковник Трошин (подполковник Григорий Трошин. — А. М), который представился как начальник штаба, указанной выше армии Смысловского, прося помощи о принятии чинов этой армии в РОА, — все это было бы осуществлено, но наступил всему конец».

Продолжая рассказ о последнем походе 1-й РНА, командующий вспоминал, как «30-го апреля на военном совещании в Фельдкирхе я дал для разработки моему штабу идею операции перехода швейцарской границы. 1-го мая я перевел армию в Нофельс, где она и заняла исходное положение. На главные дороги были высланы роты для демонстрации. Момент неожиданности был решающим в этой операции, а потому я использовал для перехода труднопроходимый горный путь».

Во время перехода произошла одна символическая встреча. В районе австрийского города Фельдкирх к колонне Смысловского, шедшей под трехцветным национальным флагом, примкнул великий князь Владимир Кириллович (правнук Александра II, старший сын великого князя Владимира Александровича, брата Александра III). Недалеко от границы машина князя сломалась. Генерал вспоминал в разговоре с историком Николаем Толстым, «как он собрал своих солдат и попросил тащить машину великого князя. Он не знал, как отреагируют на это предложение солдаты, выросшие при советской власти, что они скажут, узнав, что среди них находится наследник “Николая Кровавого”. И его приятно удивила готовность солдат помочь: последние сотни метров машину Владимира Кирилловича толкали бывшие красноармейцы». Несколько иную трактовку событий с великим князем дал полковник-корниловец Евгений Месснер, в свое время состоявший в запасной роте в Русском корпусе на Балканах, а у Хольмстона-Смысловского возглавлявший в чине майора отдел пропаганды штаба. По версии Месснера, машина князя сломалась спустя полчаса после перехода границы. Когда генерал вел переговоры об интернировании, к нему «подбегает офицер:

— Ваше превосходительство! Автомобиль великого князя застрял в снегу.

Командующий армией обращается ко мне:

— Распорядитесь, чтобы помогли. И на ухо добовляет:

— Вы нашим “подсоветским” растолкуйте, что великому князю нельзя не подсобить.

Шутка сказать — растолкуйте! Ведь ребята наши никогда о великом князе не слыхали, а с детства воспитывались в неуважении к носителям высоких титулов.

Подхожу к одной из рот.