Читать книгу "Платье цвета полуночи - Терри Пратчетт"

Крышка табакерки захлопнулась.

— Заметь, эти люди — не рядовые убийцы, о нет, они убивали из любви к искусству, или во имя какого-нибудь бога, или за неимением лучшего занятия, или потому, что день не задался. Они делали много чего и похуже убийства, но убийством обычно всё заканчивалось… Вижу, ты к говядине не притронулась?.. Ну ладно, если ты точно не хочешь… — Госпожа Пруст поддела ножом изрядный кус щедро приправленного маринадами нежирного мяса, помолчала и продолжила: — Вот забавная штука: эти кровожадные злодеи заботливо ухаживали за своими канарейками и даже плакали, если птичка умирала. Стражники, бывалоча, твердили, что это всё притворство; говорили, у них от такого лицемерия прям мороз по коже, а я вот в этом не уверена. В молодости я была на посылках у надзирателей и видела эти громадные тяжёлые двери, и слышала птичек, и гадала про себя, в чём же разница между хорошим человеком и человеком настолько плохим, что ни один палач города — даже мой папа, а уж он-то если выволочет преступника из камеры, так через семь с половиной секунд тот уж будет мертвее мёртвого, — не дерзал накинуть такому на шею верёвку. А то вдруг злодей сбежит из адского пламени и вернётся мстить. — Госпожа Пруст умолкла и передёрнулась, словно стряхивая с себя воспоминания. — Такова городская жизнь, деточка моя; это тебе не клумба с душистыми примулами, как в деревне.

Тиффани отнюдь не порадовалась тому, что её снова назвали деточкой, но были вещи и похуже.

— Душистые примулы, говорите? — ощетинилась она. — На днях я вынимала из петли повешенного — это вам не душистые примулы. — И ей пришлось рассказать госпоже Пруст всё: и про господина Пенни, и про Амбер. И про крапивный букетик.

— А про избиение тебе рассказал твой отец? — уточнила госпожа Пруст. — Рано или поздно всё упирается в душу.

Ужин оказался вкусным, вино — на удивление крепким. А солома — куда чище, чем можно было ожидать. День выдался долгим и трудным, завершая собою череду других таких же.

— А давайте мы немного поспим, ну, пожалуйста? — взмолилась Тиффани. — Мой папа всегда говорит: утро вечера мудренее.

Повисла пауза.

— Поразмыслив, я думаю, что на сей раз твой отец ошибётся, — отозвалась госпожа Пруст.

Тиффани тонула в облаках усталости. Ей снились поющие во тьме канарейки. И, может, ей это просто почудилось, но, на миг проснувшись, она увидела перед собою тень пожилой дамы. Это была никак не госпожа Пруст: та жутко храпела. Тень тут же исчезла. Но Тиффани помнила: мир полон знамений и ты выбираешь те, что кажутся тебе подходящими.

Глава 8

КОРОЛЕВСКИЙ ЗАТЫЛОК

Разбудил Тиффани скрип открываемой двери. Девушка села и огляделась. Госпожа Пруст всё ещё спала и храпела так, что аж нос ходил ходуном. Поправка: госпожа Пруст казалась спящей. Тиффани прониклась к старой ведьме настороженной приязнью, но можно ли ей доверять? Иногда прямо-таки кажется, что госпожа Пруст… читает её мысли.

— Мыслей не читаю, — заявила госпожа Пруст, переворачиваясь на другой бок.

— Госпожа Пруст!

Госпожа Пруст села и принялась вынимать из одежды соломинки.

— Мыслей не читаю, — повторила она, стряхивая солому на пол. — На самом деле я обладаю впечатляющими, но отнюдь не сверхъестественными способностями, отточенными до предельного совершенства, и не забывай об этом, пожалуйста. От души надеюсь, нам принесут горячий завтрак.

— Нае проблема — чё вам надыбать-то?

Ведьмы, как по команде, вскинули головы: под потолком, на балке, весело болтая ногами, расселись Фигли.

Тиффани вздохнула.

— Если я спрошу вас, что вы делали прошлой ночью, вы мне соврёте?

— Ни в коем разе, клянёмся честью Фиглей, — заверил Явор Заядло, прикладывая руку туда, где, по его представлениям, находилось сердце.

— Что ж, звучит убедительно, — промолвила госпожа Пруст, поднимаясь на ноги.

Тиффани покачала головой и снова вздохнула.

— Нет, всё не так просто. — Она подняла глаза к балке: — Явор Заядло, ты только что сказал мне правду? Я тебя спрашиваю как карга холмов.

— Ах-ха.

— А сейчас?

— О, ах-ха.

— А сейчас?

— О, ах-ха.

— А сейчас?

— Ох… ну, всего лишь крохотулечную мал-малу враку, нды? — даже и не враку, просто кой-чо, чего тебе лучшей не знать.

Тиффани обернулась к госпоже Пруст: та усмехалась от уха до уха.

— Нак-мак-Фигли считают, что правда слишком ценна и ею не стоит лишний раз разбрасываться, — оправдываясь, объяснила девушка.

— Хм, этот народец мне по сердцу, — усмехнулась госпожа Пруст и тут же, опомнившись, добавила: — Ну то есть был бы, если бы сердце у меня было.

Послышалась поступь тяжёлых сапог; звучала она с каждой секундой всё ближе, но ничуть не легче. Как оказалось, сапоги принадлежали высокому, тощему стражнику: он поздоровался с госпожой Пруст, учтиво коснувшись шлема, а Тиффани просто кивнул.

— Доброе утро, дамы! Я — констебль Пикша, мне поручено сообщить вам, что вас отпускают, с вынесением предупреждения, — промолвил он. — Хотя должен сказать, что, насколько мне известно, никто толком не знает, о чём вас предупреждать, так что на вашем месте я бы просто посчитал себя предупреждёнными в общем и целом, так сказать, без какой-либо конкретики, и, хотелось бы верить, полученный опыт вас вразумил, ничего личного и без обид. — Он кашлянул и продолжил, нервно оглянувшись на госпожу Пруст: — А командор Ваймс попросил меня довести до вашего сведения, что лица, в совокупности своей известные как Нак-мак-Фигли, должны покинуть этот город ещё до заката.

Из-под потолка раздался протестующий хор: на взгляд Тиффани, Фигли преуспели в потрясённом негодовании не хуже, чем в пьянстве и воровстве.

— Оххх, мал-малюху всяк норовит обидеть!

— Эт' не мы! Эт' громазд паря делов натворнул и слинячил!

— Меня там не было! Вон у них спросите! Их там тоже не было!

И прочие оправданствия того же пошибу, тока так.

Тиффани несколько раз постучала оловянной тарелкой по прутьям камеры, пока Фигли не смолкли. И в наступившей тишине заявила:

— Я прошу прощения, констебль Пикша. Я уверена, им всем очень стыдно из-за паба… — начала девушка, но констебль только отмахнулся.

— Мой вам совет, госпожа, уезжайте тихо-мирно, а про паб никому ни слова.

— Но, послушайте… мы все знаем, что они разнесли «Голову Короля» вдребезги!

Констебль снова остановил её.

— Нынче утром я проходил мимо «Головы Короля», и паб со всей определённостью был целёхонек. Более того, его осаждали толпы людей. Все жители города до единого рвутся на него поглазеть. Паб «Голова Короля» ровно таков же, как прежде, насколько я могу судить, за исключением одной-единственной крохотной детали, а именно: теперь он развёрнут навыверт.