Читать книгу "Высоцкий - Владимир Новиков"

Смехов попробовал говорить о гарантиях, о надежных заменах во всех спектаклях, но эти аргументы оказались уже излишними. Взяли Высоцкого обратно в артисты, правда на договор, с зарплатой, урезанной до ста целковых в месяц.

Вроде установился хрупкий мир на Таганке, но объявился новый, внешний агрессор. С трибуны съезда композиторов Кабалевский обрушился на «Песню о друге», обвиняя радиовещание в распространении низкопробной продукции. Про Кабалевского говорят, что он бездарь и гнусь, вершина его творчества – песенка «То березка, то рябина», которой детишек на уроках пения терзают. Но месяц тому назад и Соловьев-Седой неодобрительно о Высоцком отзывался, все в той же любимой газете «Советская Россия». Этот-то мелодист, сочинивший «Споемте, друзья…», «В путь, в путь, в путь…», наконец – «Подмосковные вечера». Говорят, правда, он мужик без тормозов. Вышел однажды на сцену под мухой и со словами: «Сейчас я вас всех обо…» – действительно расстегнул ширинку… Но все это разговорчики, ничего не проясняющие. И пьяницы и трезвенники, и бездари и таланты одинаково могут оказаться подонками.

Да, уже и композиторы за Высоцкого взялись. Кто-то говорит: зависть. Но неужели они боятся, что по «Маяку» вместо «Подмосковных вечеров» будут каждые полчаса отбивать «Если друг оказался вдруг…»? Кстати, это было бы совсем неплохо… А, ладно, встретим Марину, потом Новый год, а там, глядишь, пойдет все по-новому…

На Беговой случается бывать не часто. Люсе его видеть тяжело, а дети без него уже растут как чужие. Навестил Аркашу, когда тот заболел свинкой, играли вместе в оловянных солдатиков. Разделили их на две армии, и мальчик все никак не мог решить, какой половине отдать предпочтение. Встреча отпечаталась в песне, не совсем детской, но что-то вроде того:

Нервничает полководец маленький, Непосильной ношей отягчен, Вышедший в громадные начальники Шестилетний мой Наполеон.

Песни все больше начинают жить своей самостоятельной жизнью, отрываясь от автора. Ему невмоготу, а они все веселей и замысловатее складываются. Золотухин как-то рассказал про своего папашу, который в первый раз приехал в Москву из Сибири и отправился за покупками. В душном, набитом людьми ГУМе ему не понравилось, так он сунулся в «Березку». Народу мало, товаров много, он уже тележку взял, а охранник на входе у него спрашивает: «Гражданин, у вас какая валюта?» Прямо как у Булгакова в «Мастере и Маргарите», когда Коровьев с Бегемотом в Торгсин заваливаются.

И вот этот Валеркин рассказ вдруг вспомнился и начал подробностями обрастать. Мужичок приезжает в столицу со списком покупок, и этот список постепенно превращается в гоголевскую, булгаковскую фантасмагорию:

Чтобы я привез снохе с ейным мужем по дохе, Чтобы брату с бабой – кофе растворимый, Двум невесткам – по ковру, зятю – черную икру, Тестю – что-нибудь армянского разлива.

Рефрен все время варьируется, доходя до полного безумия в валютном магазине:

Растворимой мне махры, зять – подохнет без икры, Тестю, мол, даешь духи для опохмелки! Двум невесткам – все равно, мужу сестрину – вино, Ну а мне – вот это желтое в тарелке!

Почему-то именно в этом месте все давятся со смеху и даже спрашивали не раз, что это такое – «желтое в тарелке». А он и сам объяснить не может. Были когда-то консервы такие, на банке нарисовано нечто желтого цвета, в тарелке лежащее… Что характерно, самые простые вещи оказываются самыми таинственными. Ведь не просят объяснений по поводу «растворимой махры»… В фантастической картине хорошо работает реальный штришок. Шаг от простого к сложному сделать, как ни странно, легче, чем от сложного к простому.

Скажем, сколько мудреных разговоров об индусах и их религии. Он уже шутил по этому поводу в «Песенке про йогов», но, видимо, не дошутил. Теперь вот сложилась «Песенка о переселении душ»:

Кто верит в Магомета, кто – в Аллаха, кто – в Исуса, Кто ни во что не верит – даже в черта назло всем, – Хорошую религию придумали индусы: Что мы, отдав концы, не умираем насовсем.

Все религии в конечном счете сводятся к выяснению отношений со смертью, а суть этих отношений – сумма прижизненных поступков:

Стремилась ввысь душа твоя – Родишься вновь с мечтою, Но если жил ты, как свинья – Останешься свиньею.

Кое-кто говорит, что, мол, примитивно это: метемпсихоз – сложное учение, но песня – не диссертация, а драматическое столкновение идеи с жизнью. Твоей жизнью. А она, жизнь эта, так несуразна, порой безобразна до ужаса. Всегда у нас найдется философское оправдание: дескать, я сложная творческая личность, Бог и дьявол в моей душе борются, оттого моя раздвоенность, которую еще Достоевский описал. Захотелось эту дешевую демагогию передразнить и вывести на чистую воду:

Во мне два Я – два полюса планеты, Два разных человека, два врага: Когда один стремится на балеты – Другой стремится прямо на бега

«Высоким штилем» на эту тему говорить невозможно: все сказано и многократно повторено. И лишь поворот в сторону грубого простонародного языка позволяет на это дело со стороны посмотреть:

Я больше не намерен бить витрины И лица граждан – так и запиши! Я воссоединю две половины Моей больной, раздвоенной души! Искореню, похороню, зарою, – Очищу, ничего не скрою я! Мне чуждо это Ё-мое второе, – Нет, это не мое второе Я!

«Ё-мое» – это, конечно, смешно звучит, но песня имеет кое-какое отношение и к моральному состоянию самого автора. Куда ни глянь – раздвоение. По половинке себя разделил между двумя женщинами, между актерством и песнями, между работой и горьким забытьем…

Как ни крути, есть два Высоцких. Одного знают и слушают тысячи, даже миллионы незнакомых людей. Второй мучается, терзает себя и других, все время ходит по краю и когда-нибудь сорвется окончательно. Останется ли тогда первый – вот вопрос.

В театре все нормально – пока. В Одессе начали сниматься «Опасные гастроли», для которых уже давно сочинены куплеты «Дамы, господа…». («Это оказалось довольно трудно, чтобы и стилизация, и современность, и юмор, и лесть, и шик, и элегантность, и одесское чванство», – как писал он Юнгвальд-Хилькевичу.) Будут и еще песни, причем музыку опереточного типа сочиняет композитор Билаш. Как эксперимент это интересно.

Марина отбыла в Париж, а потом на съемки в Венгрию. Телефонные разговоры становятся все взволнованнее и романтичнее. Девушки-телефонистки уже не ограничивают их по времени, завороженно слушая, как «звезда» со «звездою» говорит – и все ведь о любви! Ничего придумывать не надо – песня слагается сама собой. И какая!