Читать книгу "Я свидетельствую перед миром. История подпольного государства - Ян Карский"

Я нашел профессора в парке, у старого здания университета.

На этот раз профессор был настроен на дружеский лад и решил мне открыться. Мы сели на скамейку, и я изложил ему намерения и планы варшавского руководства. Большую их часть он сразу же одобрил и даже стал предлагать какие-то конкретные действия. Профессор был готов принять участие в создании системы, предложенной Борецким, да и сам уже думал о чем-то подобном. Но чего-то он явно недоговаривал, я же не понимал, в чем дело. Однако он не стал делиться со мной сомнениями, а принялся расспрашивать о Варшаве, о том, насколько сильна наша организация и как она действует.

Слушал он внимательно, изредка задавая вопросы, чтобы уточнить какие-то, видимо необходимые ему, чтобы составить себе полное представление, детали. А под конец сказал:

— Есть кое-что, что вы должны понять и пересказать в Варшаве. Здесь совсем другие условия. Во-первых, гестапо и ГПУ сильно отличаются друг от друга. У советских органов внутренних дел больше опыта и лучше выучка. И методы у них более совершенные — это тщательно продуманная и организованная система. Большая часть приемов, которые удаются в Варшаве, во Львове не пройдут. Тут у нас даже местные группы Сопротивления часто не могут наладить связь между собой — очень трудно сбить со следа агентов ГПУ и просто распознать их[60].

— Я не думал, что у вас такая сложная обстановка.

— Мы живем в разных мирах.

Профессор теперь прекрасно владел собой, говорил размеренно и спокойно. Вопросы, которые он задавал, свидетельствовали о редкой прозорливости. Во всем, что он говорил, чувствовался мудрый расчет, твердое упорство, огромные знания. Все это никак не вязалось с его воробьиной внешностью, комичным долгополым сюртуком и все тем же кричащим галстуком-бабочкой. Я даже подумал, не нарочно ли он так эксцентрично одевается, сознательно или нет маскируясь.

— И все же, — продолжал профессор, — передайте пану Борецкому, что я полностью разделяю его взгляды и сделаю все возможное для осуществления его плана. Пусть только он имеет в виду, как нам трудно, по возможности оказывает помощь и не упрекает нас, если не все будет гладко.

Я сказал, что верю в наши силы — так или иначе, мы преодолеем все трудности. В парке темнело, а мы еще долго сидели и вспоминали былые времена.

Наконец профессор встал:

— Мне пора идти. Извините, что не приглашаю вас к себе домой, это слишком рискованно. Советую вам остановиться в гостинице «Наполеон». Старайтесь поменьше говорить и не привлекать внимания. Дорогу в город помните?

— Конечно. Но мне хотелось бы еще раз повидаться с вами, профессор.

— Приходите сюда, в парк, завтра, в тот же час. Всего хорошего.

На следующий день я пошел к другому влиятельному человеку — руководителю львовской подпольной военной организации, от которого, как и от профессора, зависел успех моей миссии. У него был свой магазин одежды в центре города.

— Добрый день. Чем могу быть полезен? — встретил он меня.

— Вам привет от Антека, — сказа я, понизив голос, хотя в магазине никого не было. — Я привез от него письмо.

Он окинул меня подозрительным взглядом. Я вспомнил, что профессор говорил мне о советских спецслужбах, и ломал голову, как внушить к себе доверие. С другой стороны, как убедиться, что это действительно тот человек, который мне нужен. На этот счет я очень быстро успокоился.

— Пройдемте вон туда, — бросил он, все так же пристально вглядываясь в мое лицо, словно надеясь прочитать на нем правду. Я же пошел за ним без колебаний — ясно, что это тот, кого я ищу: кто, кроме члена Сопротивления, повел бы меня в заднюю комнату, при том что в магазине не было ни души!

— Я из Варшавы, — начал я, — с известиями от Борецкого.

— Понятия не имею, кто это такой, — перебил он. — И вообще я в Варшаве никого не знаю, кроме двух-трех родственников.

— Послушайте, меня зовут Ян Карский. Меня послали с поручением наладить взаимодействие между варшавскими и Львовскими организациями и рассказать вам о планах нового устройства.

Он снова внимательно посмотрел на меня.

Я подумал, что мое имя могло ничего ему не говорить и что, если его не предупредили о моем приезде, он никак не мог проверить правдивость моих слов.

— Я вас не знаю, и у меня нет никаких дел в Варшаве, — сказал он после секундного колебания.

Я был в отчаянии. Стена оказалась непробиваемой. К моему собеседнику вернулась полная невозмутимость. Он, видимо, посчитал инцидент исчерпанным и делано-беспечным тоном спросил:

— Чем еще могу служить?

Вечером я рассказал об этой встрече профессору. И он объяснил мне, что во Львове совершенно бесполезно пытаться разговорить человека, который решил молчать. И правильно решил, потому что полагаться на интуицию опасно. Известно немало случаев, когда люди, переоценив свою способность читать по лицам, попадались в лапы ГПУ.

Профессор сказал, что известия и указания, которые я привез, будут по возможности доведены до всеобщего сведения, и спросил, что я собираюсь делать. Я ответил, что получил приказ проникнуть через Румынию во Францию.

— Нелегкая задача, — сказал профессор. — Мало какая граница в Европе охраняется так же тщательно, как советско-румынская.

— Всегда найдется способ обмануть бдительность пограничников.

— Это верно по отношению к людям, но румынскую границу, кроме пограничников, стерегут специально обученные собаки. Прорваться, насколько я знаю, практически невозможно. Советую вам вернуться в Варшаву и выбрать другой маршрут. Иначе вы только потеряете время, к тому же рискуя понапрасну головой.

Я согласился и через несколько дней вернулся в Варшаву тем же путем, каким добирался до Львова.

Глава X

Миссия во Франции

В конце января 1940 года я отправился поездом из Варшавы в Закопане, откуда начинался мой маршрут во Францию. Закопане — это городок недалеко от польско-словацкой границы, у подножья Татр, самой высокой горной цепи в Карпатах. Довольно известный горнолыжный центр.

В небольшом домике на окраине я встретился со своим проводником и двумя молодыми офицерами, которым предстояло идти вместе с нами до Кошице, словацкого города, включенного после раздела Чехословакии в 1939 году в состав Венгрии[61].