Читать книгу "Дело Галины Брежневой. Бриллианты для принцессы - Евгений Додолев"

Равно как и рубль, правда имеет две стороны. Прочитав про соленую пивную закуску и проассоциировав томное словечко «сауна» с ласковой расслабухой, легко и просто завестись. Как же, мол, так! Скрежет зубовный привычней для нас, чем даже дежурные стоны бесколбасья. А синдром спешного разоблачителя и тотально-охранительская взаимоподозрительность, культивируемые восьмой десяток лет, будучи помножены на утомленную сроками давности ненависть к непотопляемой наглой «верхушке», заставляют с прищуром читать между строк приговоры «видным сов. и парт. деятелям» и вполне резонно оскаливаться: «Эти паразиты и сидят не так, как все». И т. д. И т. п. «Сучья порода, так их растак». Зона, я же говорю, особая. Но! Но — зона. А что касается нашпигованного свежими огурцами, болгарскими сигаретами и тяжелым джемом местного магазинчика, так отовариться там (как и в прочих нынешних лагерях) можно лишь на строго лимитированную сумму (максимум 25 руб. ежемесячно). И не каждый день. Венично-шаечные удовольствия? Застенчивая лагерная банька вряд ли рассчитана на зэков. Их все-таки почти две тысячи. Во всяком случае, охрана со всей очевидностью сауну заприоритетит. Напомню Жванецкого: «Кто что охраняет, тот то и имеет».

Да и ШИЗО в тринадцатой не пустует. В день нашего приезда (я приехал в ИТК как соруководитель съемочной группы) наказание в этом милом заведении «мотало» пять клиентов. Что нормально. Или: «И это хорошо».

И все-таки зона, теперь я знаю это наверняка, особая. Признаюсь, целью моей командировки в Нижний Тагил было как раз развеять мутноватый миф об этой самой особости. Высокопоставленные (вернее — высокопосаженные) мужи в величественных кабинетах напутствовали меня снисходительно-мрачноватыми заклинаниями:

— Сами убедитесь: никаких балыков или там послаблений режима. Даже Чурбанов, как милый, вкалывает. И не то что там пишут ваши собратья по перу — библиотекой заведует, мол, а самым что ни на есть физическим образом. Клепает, понимаете, эти, креманки. Ну, это такие металлические вазочки для мороженого.

Это один. А другой, из совершенно, кстати, иного ведомства, тоном захватывающе-доверительным, тоже почему-то сладострастно педалируя имя неудачливого брежневского зятя, обещал:

— Массу впечатлений привезете. Чурбанов-то там в строю ходит. Как все. И все там, как надо, как положено. Питание, жилье, работа. Тяжелая работа, — и после секундного, но многозначительного молчания по-комсомольски звонко добавил, припечатав коротенькими пятернями какие-то свои бумаги к лоснящейся плоскости танкообразного стола:

— Клуб! Кино. Люди работают на производстве. И над собой работают. Режим. Все, как положено. И все, что положено. Что положено по норме, то и имеется. То и наблюдается.

За неделю пребывания в якобы вельможной ИТК я понял: так оно и есть. «Все, что положено по норме». Примерно такую же фразу услышал и от начальника тринадцатой во время первой же нашей беседы. По-кубански основательный подполковник Жарков парировал циркулярно-обтекаемой строчкой все вопросы, выпадающие из перечня положенных. Запретные темы и пункты Иван Данилыч определял, конечно, сам. Руководствуясь, насколько понимаю, приказами и традициями прежде всего. А бонусом еще и ироничная (надо видеть лукавые уголки привыкшего к немногословью командирского рта) мудрость опытного офицера, проведшего здесь более четверти века. Он «хозяином» здесь с 88-го. Ему, видимо, тяжелее, чем его коллегам в ординарных ИТК (непросто командовать бывшими хозяевами, хозяевами жизни, командирами развитого донельзя социализма). А быть может, напротив — легче. Потому, что «все, как положено». Здесь, похоже, жизнь действительно пульсирует, парадно согласуясь с просчитанными кем-то нормативами.

И поэтому — именно поэтому! — зона эта особая. Готов держать пари, что непросто отыскать другую колонию с выдержанными в жизни инструкциями на просторах моей страны, которая, как известно из уроков географии и исторической песни, широка. Не секрет, что в большинстве наших лагерей правят зловещие кентавры из администрации и «воров в законе». А в ИТК-13 воров-уголовников не держат, только воров-начальников. Общеизвестно, что в зонах ест тот, кто не работает. А работящих «мужиков» регулярно и привычно грабят да обдирают. Не говорю уже об «опущенных», коим калечат души на всю оставшуюся жизнь, припечатывая позорным клеймом «пидор». Всего этого, полагаю, в «колонии для бывших» нет. «И это хорошо».

13-я, по-моему, одна из немногих зон, которую можно показывать не только проверяющим комиссиям (мог бы достаточно подробно рассказать, почему лично у меня веры этим комиссиям нет нисколько), но и журналистам. Хотя к журналистам отношение здесь то еще! Увы, недоверие к репортерам в ИТК № 13 вполне, вполне заслуженное. Колония эта — для пишущих и снимающих — кусочек из лакомых. Другая зона для сливок нашего славного общества «равных животных, среди коих некоторые равнее других», та, что под Иркутском, отчего-то менее популярна; предполагаю, потому, что куда дальше от Москвы. Можно ненавидеть разоблаченных вельмож, еще вчера сыто-уверенных в своей блистательной безнаказанности и жестоко глумившихся не только над непокорными поэтами и ссыльными академиками (о, если бы их было несколько!). Можно презирать их за мелкую ложь, крупное воровство из наших карманов и нелюбовь к новому, тому, что мы зовем перестройкой. Можно. Но нельзя переступать через свое слово, даже если дано было — допускаю! — людям, к своему-то слову относившимся (и, опять же, допускаю, относящимся) по-хозяйски: то есть захотел — дал, захотел — обратно взял. Нельзя хотя бы потому, что люди, меченные черными номерными нашивками, находятся в неравных условиях с нами, условно вольными. Согласен, как говорится, на все сто с вещим Аркадием Ваксбергом, который отметил пятилетие Апреля статьей в «Литературке», озаглавленной «Мы все временно на свободе». Да, связи у них остались. Один из офицеров меланхолично заметил за остывшим обедом в «вольной» столовке: «Жена Воронкова, когда сюда наезжала, сама рассказывала, что на самом верху МВД ногой двери раскрывает. Да и сам Воронков здесь был в полном порядке. За него здесь и стирали, и работали. Деньги, деньги, деньги». Воронков — бывший сочинский мэр, относительно недавно (это, напомню, репортаж 1990 года. — Е. Д.) покинувший ИТК № 13 и вернувшийся в свою былую вотчину; ниточки его дела, оборванные всесильной мафией, вели к членам брежневского Политбюро и самому генсеку. Гонора тоже в избытке. Не могу представить, чтобы заключенный какой-нибудь иной колонии мог послать съемочную группу вместе с сопровождающим офицером по весьма популярному у нас адресу, как это сделал генерал — надо ли оговаривать, что бывший? — Калинин (возглавлял при Щелокове ХОЗУ МВД СССР; по мнению многих бывших коллег — «жертва андроповского беспредела»). Уверенность в том, что падение еще обернется взлетом, — неистребима. И все-таки: они там, мы здесь. Они, да не прозвучит это двусмысленно (с учетом жаргонной окраски этого слова), — обиженные. И их есть за что пожалеть.

Ведь тот же Виктор Андреевич Калинин получил 13 лет. За что? В основном за изящную юридическую нелепость, кокетливо нареченную «хищением в пользу третьих лиц». То есть воровал для других. У кого? Да ни у кого, у государства. Которое — ничье. И изначально управлялось людьми безнравственными, грабеж величавшими экспроприацией и поощрявшими голод, потому что он, оказывается, облегчал лихой разбой в храмах. Требующих подробностей отсылаю к 4-му номеру «Известий ЦК КПСС» за 1990 год, где опубликовано совершенно секретное письмо основателя этого государства тов. Молотову.