Читать книгу "Ведьма в шоколаде - Ольга Пашнина"

Мы не дошли буквально пару сотен метров — я запнулась о выступивший камень и подвернула ногу. Пришлось Дрэвису остановиться. Я с невольно выступившими слезами на глазах потирала лодыжку.

— Что? — с глухим раздражением поинтересовался Фолкрит.

— Бо-о-ольно! — жалобно протянула я. — Подумала и добавила: — А еще холодно.

— Ты бы еще откровеннее платье нацепила.

— Да что вы к моему платью-то привязались! Захотела и надела. Я ваш сотрудник, а не собственность! Что хочу, то ношу!

— Разумеется, если цель — чтобы на тебя все пялились.

— А вам какое дело, кто на меня пялится? Я девушка незамужняя, не обремененная долгом перед родом. Свободная ведьма, открытая для новых знакомств.

— Открытая, значит?

Он опасно приблизился. Но я не дрогнула. Нутром чуяла — отступать нельзя, засчитают за поражение.

— Более чем.

— Так а чего же ты меня не соблазняешь? Я ведь куда привлекательнее всех, кто тебе доступен.

— Это вам Сара сказала? — фыркнула я. — Не слушайте ее, у нее черный пояс по вранью.

Теперь мы стояли настолько близко, что я чувствовала тепло, исходящее от мужчины. И невольно тянулась поближе, так как уже основательно замерзла. Фолкрит вдруг снял пиджак и накинул мне на плечи, отчего я чуть не замурчала — пиджак был теплый и большой. Сразу стало тепло и почти хорошо.

— Значит, то, что ты сегодня сделала, для тебя норма? Может, повторишь на бис исключительно для меня?

— Все в рамках трудовых обязанностей.

— Мы можем договориться и расширить их.

— За кого вы меня принимаете?

В следующий момент меня вдруг поцеловали.

Мягко, настойчиво и очень горячо, обжигая губы, мешая дышать. Я никогда еще не целовалась, замерла, шокированная, растерянная. А Дрэвис с каждой секундой заставлял словно падать куда-то, где нет ничего, кроме нового и ошеломляющего касания чужих губ. Чужих и в то же время очень желанных.

Ни разу в жизни я еще не чувствовала, как сладко сжимается все внутри, как замирает сердце и поцелуй становится не просто прикосновением губ, а чем-то очень личным, почти болезненным. Сама не заметила, как руками обвила шею мужчины и неумело, осторожно на поцелуй ответила.

Чем вызвала едва слышный короткий стон. Талию сжали крепче, язык скользнул по моим губам.

Собраться с силами и оттолкнуть его было очень сложно, но я все же решилась. И тут же отступила, задыхаясь, пытаясь вернуть себе ориентацию в пространстве.

— Что вы себе позволяете! — выдохнула я.

— Это ты мне позволила.

— Вы помолвлены!

— Но не женат.

— Это аморально.

— Что? Целовать сестру невесты? А если мне хочется?

— А вы всегда делаете то, что вам хочется? Для вас совсем нет понятия долга? Уважения к невесте?

— Вы ненавидите друг друга.

— Считаете, я из-за ненависти к Саре прыгну к вам в объятия?

Вложила в голос максимум презрения. Оно подействовало, как ушат ледяной воды. Голос Дрэвиса сделался бесстрастным.

— Тебе нужно научиться оценивать последствия своих действий, Кексик. Предлагая что-то, будь готова к тому, что кто-то примет. И на моем месте в следующий раз может быть тот, кто не станет с тобой играть в игры.

Обида разлилась внутри мерзкой горечью.

— Боюсь, вашим надеждам не суждено сбыться. Скорее всего, это будет Уиллторн, а уж у него-то, в отличие от вас, есть понятия чести и воспитания.

И без того темные глаза Дрэвиса стали почти черными. Я испуганно оглянулась в отчаянной попытке понять, смогу ли добежать до лавки и там закрыться. Зря! Зря я упомянула Уиллторна.

— Что ж, леди Гринвильд, — хмыкнул мужчина. — Я тебя услышал. И требую извинений.

— За что извинений? — Голос у меня сорвался.

— Ты испортила мне вечер, выставила меня посмешищем перед друзьями, подвергла нас обоих опасности. Когда я соглашался помочь Градду и предоставить места для общественных работ, я никак не думал, что мне попадешься ты. И если бы только знал, сколько с тобой проблем, — не пустил бы даже на порог своего дома!

Мрачные мысли всегда настигали внезапно, вот и сейчас вместо ярости вдруг накатило какое-то обреченное понимание, что Фолкрит в общем-то прав. Со мной всегда были проблемы, что дома, что в лавке. Домой я таскала алхимические штуки, которые ненавидела мама, вместо посиделок с подружками бегала с соседскими мальчишками. Да и папа наверняка натерпелся за годы жизни, ведь мама была вынуждена растить чужого ребенка, как напоминание о предательстве мужа.

Поэтому я молчала. А что тут скажешь? Я не знала, как стать правильной. Нужной, доброй, веселой. Как сделать так, чтобы при виде тебя люди не закатывали глаза, а улыбались.

— Я требую извинений. Иначе выметайся из лавки и живи где хочешь. Хочешь — отправляйся в камеру, хочешь — проси прощения у родителей. Мне плевать.

Совершенно некстати на глаза выступили слезы. С нечеловеческим усилием я подняла голову, чтобы посмотреть мужчине в глаза, и сдавленно произнесла:

— Извините меня.

Потом поняла — больше не могу. Если еще хоть на секунду останусь рядом с ним, разревусь и сойду с ума! Поэтому развернулась и припустила к лавке, забыв вернуть пиджак. Но на этот раз меня никто не преследовал.

Ближе к двери рыдания все же подступили, и я закрывалась, уже всхлипывая. Сил отползти подальше не было, села на пол прямо у входа и спрятала лицо. Надо было прореветься, все равно никто не видит.

Ну, или почти никто…

— Кексик, что случилось?

Голос у Крина, как ни странно, был совсем не ехидный, а будто бы обеспокоенный.

— Ничего, — в перерывах между всхлипами удалось сказать мне. — Устала.

— От чего ты устала, Кексик?

— От всего устала. Жить одна устала. Работать без выходных устала. Бояться устала. Воевать со всеми устала. Ну не нужна я вам, ну так отстаньте, чего вы мучаете!

Потом был поток непереводимых попыток вкратце объяснить, что случилось. Но зеркало ничего не поняло и только испуганно на меня смотрело. А я никак не могла успокоиться. Думала, если побешу Фолкрита, будет проще. Но почему-то сколько бы гадостей ни делала, легче-то не становилось.

Я наспех умылась и выпила мятного чаю, чтобы прекратить истерику. Немного меньше стала болеть голова. Можно было сварить успокаивающее зелье, но я не была уверена, что хватит сил. Чувствовала себя выжатой как лимон. Едва доползла до второго этажа и рухнула на матрас как была, в платье и пиджаке.

От пиджака шел приятный запах, чем-то напоминающий кофе. Одеяло, теплое и тяжелое, надежно скрыло меня от всего мира.