Читать книгу "Управленческая элита. Как мы ее отбираем и готовим - Владимир Тарасов"

Видите – просто и эффективно».

Молодые люди переглянулись.

«Сейчас двенадцатый час ночи. Давайте-ка часика через два-три (и я начал выписывать расписку на кредит)… будите своих сограждан не всех сразу, а поодиночке. Заводите в свою комнату и спрашивайте: “Вы за хунту или за парламент?” Тех, кто ответит, что за хунту, отправляйте обратно спать. Тех же, кто за парламент, – депортируйте в другие государства. А с этими государствами, сейчас еще время есть, договоритесь заранее, что они примут ваших депортированных граждан в качестве беженцев. Для них будет престижно, что население увеличилось, что их государство пользуется успехом.

Давайте начнем с вашего государства, а потом наведем порядок и в других. Мне ведь тоже эта демократия надоела: окурки вокруг урн валяются, никак им, понимаешь, в урну не попасть… Отбой плохо соблюдают… На занятия опаздывают… Надо наводить порядок. Хорошо, что есть такие ребята, как вы! Держите расписку, а часика через два-три начинайте!»

Они переглянулись. Я встал и, выпроваживая их, добавил: «Значит, договорились. Часика через два-три! А завтра мне расскажете, как было дело, хорошо?! Расскажете?!»

Они кивнули и поспешно вышли.

Почему поспешно? А потому, что я с историей про Чили резко расширил их картину мира, да еще вместо жертвы стал их союзником, открыв широкие перспективы захвата всего бизнес-лагеря. Тут было что обсудить между собой.

Но при мне они это обсуждать не решились. Именно для того, чтобы оставшись наедине, без помех обсудить все между собой, они так охотно с готовностью покинули мой кабинет. И даже кивнули в ответ на мое «Расскажете?!»

А что именно – «расскажете»? По факту, они кивнули на мою просьбу-предложение «рассказать мне завтра, как было дело». А по правомерной интерпретации этого кивка – они подписались будить сограждан «часика через два-три» с последующей депортацией недовольных. Иначе о чем же они мне могли бы «рассказать завтра»?!

И далее. То, что я деньги дал не «навсегда», а в кредит, для них представлялось уже не столь важным в их новой картине мира. Кроме того, они не были вполне уверены, что уйдут от меня с деньгами, и, я думаю, довольно смутно представляли себе технологию «убийства». Так что основания для удовлетворенности у них были.

Для меня же, как председателя госбанка, главным было выйти из ситуации «рэкета» с минимальными потерями. Хотя я был уверен, что моей распиской им не удастся воспользоваться, но на всякий случай предупредил работников магазина, что если эта славная пара туда обратится, чтобы сразу со мной связались.

На следующий день мои ночные гости не появились ни в магазине, ни у меня. Через день они попытались поговорить со мной, но я уклонился от разговора, сославшись на занятость. Они больше не появлялись, а потом и кредит утратил силу, оставшись неиспользованным (что и требовалось).

Проблема была решена, и другие дела почти стерли ее в моей памяти.

Через восемь лет я случайно узнал продолжение этой истории. В связи с изменением законодательства потребовалось внести в одну из наших фирм дополнительный акционерный капитал. Чтобы не вносить его «живыми деньгами», я решил внести его в качестве интеллектуальной собственности – видеозаписей, сделанных в упомянутом бизнес-лагере, которых за пятьдесят дней набралось немало. Перед тем как отдать видеозаписи на экспертизу для последующей оценки, я решил их все-таки сам посмотреть, «мало ли что». Смотрел их впервые. Раньше все как-то времени не хватало. А тут пришлось. А потому и нашлось. И через несколько часов просмотра увидел следующую сцену.

Если сгустить краски, это выглядело примерно так.

Два молодых человека (уже нам знакомые) прижаты разъяренной толпой к стенке. Они в явном и тоскливом одиночестве. В чем же упрекает их толпа? В том, что «за сто тысяч вийтн они продались Дику и работают на него!».

Нашел я время и посетить одни за другим бары игровых государств и принять участие во многих неформальных дискуссиях, почувствовать неоднозначное отношение части аудитории к «голубым полубогам», отразившееся в местном эпосе. Очевидно, основанием к тому было информационное дистанцирование, которое выдерживали инструктора по отношению к аудитории.

Выдерживали отчасти и потому, что сами не знали о моих планах, которые я не то чтобы скрывал, а просто не имел, полагаясь на то, что в нужный момент я просто «выну из рукава» нужную технологию.

Однажды, спустившись в вестибюль, я увидел на большом плакате чью-то крупную фотографию в траурном оформлении. Подойдя ближе, я прочитал о том, что император Зеленого Исламского Государства был отравлен на свадьбе вместе со своей молодой женой.

Такая игра мне не понравилась, и я распорядился плакат снять.

Императором был юрист из Ташкента. (Через год после бизнес-лагеря он умер от сердечного приступа.)

Надо заметить, что когда создается большое игровое пространство для большого количества людей нашей ментальности, всегда находится кто-то, кто хочет под сурдинку поиграть в злые игры.

2.32 Бунт второй и последний

Ко мне зачастил министр образования одного из государств.

Вначале его визиты меня радовали: приходит с вопросами – значит, работает. Однако вопросы его становились все дотошнее и дотошнее. Да еще пытался назначать мне сроки для ответов на них. Я стал деликатно отмахиваться от него, как от мухи, но он предъявил свои полномочия: он выступал не только от своей должности, но и делегирован министрами образования всех государств. Его вопросы касались программы занятий «…на завтра, послезавтра, поскольку слушатели интересуются, а он, как министр образования, не знает, что ответить!»

Мне было не очень понятно, с чего это вдруг в середине бизнес-лагеря слушатели столь пристально заинтересовались программой. Я объяснил ему, что когда мы готовим инструкторов делового администрирования, то требуем от них не иметь программу занятий, а руководствоваться тем, что требуется в данный момент в данной аудитории делать, поскольку нас не устраивает система «отбыл свой номер и ушел».

Министр отстал, но ушел неудовлетворенным.

Через пару дней он вновь появился, когда я проводил совещание инструкторов. С холодно-официальным видом он сообщил, что народ собрался в холле второго этажа и требует меня к себе.

Я ответил, что народу придется немного подождать: когда я закончу совещание с инструкторами, я поднимусь на второй этаж!

Минут через семь-восемь я закончил совещание и, пока поднимался по лестнице, ощущая по гулу голосов, что собрался весь лагерь, я прикидывал: каков мог бы быть самый худший исход и готов ли я к нему? Например, все потребуют вернуть деньги за бизнес-лагерь назад – смогу ли я вернуть? Я быстро оценил финансовые возможности Школы и почувствовал, что, в принципе, вернуть возможно. После этого я перестал волноваться и понял, что выиграю.

Холл гудел, но когда я появился, все умолкли и меня проводили на специально приготовленное место. В центре зала стояло большое деревянное кресло, непонятно, где и как добытое, – в него-то меня и посадили, а перед креслом на треноге стояла видеокамера. Плотным кольцом меня окружала толпа, «родных лиц» инструкторов я поблизости не увидел.