Читать книгу "Гуляш из турула - Кшиштоф Варга"

Я на себе испытал, что такое Альфёльд, перемещаясь на машине от деревни до деревни, от городка к городку, взглядывая лишь иногда на указатели с названиями этих потерянных, существующих где-то вне времени мест; высматривая на горизонте колокольни церквей, этих альфёльдских дорожных знаков, не глядя на карту и не разыскивая специально дороги. Теряясь и находя себя на том же самом месте. Весной Альфёльд ослепительно желт. Это от небольших рапсовых полей, которые переходят одно в другое, и кажется, будто вся Великая низина желтая, как Сахара. Альфёльд — это пустыня, а его города — фата-моргана. Въезжая в них, ты не можешь быть до конца уверен, что они существуют на самом деле.

Хортобадь — это оптический обман. На всей Великой низине Хортобадь наименее реальна. Иногда мне кажется, что знаменитый мост с девятью арками был там возведен не в 1800 году, а каких-нибудь пару лет назад, чтобы подманивать туристов; что прославленную «Хортобадь-чарду», которая стоит там вот уже триста лет, в конце каждого сезона разбирают, выпускают из нее воздух, сворачивают в рулон и прячут до следующего лета, когда вновь приедут жаждущие приключений немецкие пенсионеры, чтобы позволить туземцам возить себя бричками по степям и, отмахиваясь от назойливых мух, дивиться жирным мангалицам и истомившимся от жары серым коровам.

Хортобадь — это этнографический музей, созданный для заграничных туристов. Тут чикоши, щелкая кнутами, объезжают коней и выкидывают разные антраша. Но настоящий скансен для венгерской души — Опустасер. Попасть туда нетрудно, нужно только между Кечкеметом и Сегедом съехать с автострады М5 перед Киштелеком и проехать каких-нибудь десять километров до того места, где начинается заповедник Пустасери, примыкающий к Тисе, петляющей по Альфёльду.

В Опустасер приезжают главным образом венгры. По этой причине «Сери чарда» в Опустасере на голову превосходит чарду в Хортобади и количеством посетителей, и величиной порций, гигантских даже по венгерским меркам. Аккомпанируют трапезе не цыгане, а мадьяры, которые играют на цитрах, потчуя монотонной мелодией и жалобным напевом слух клиентов, жаждущих квинтэссенции всего венгерского. Сюда, однако, приезжают не на пёркёлт с потрохами под звуки цитры — сюда приезжают, чтобы утешить свою душу в Национальном мемориально-историческом парке — народном Диснейленде. Приезжают, чтоб освежить память давно минувшего прошлого, когда венгры еще были не венграми, а племенами номадов, что из азиатских степей, перейдя Карпаты, добрались как раз до окрестностей Опустасера. Плоский ландшафт должен был показаться им знакомым, близким их диким сердцам; они поняли, что снова дома, благодаря чему и свершилось «Хонфоглалаш» — Обретение Родины.

В этой формуле содержится явный парадокс, ведь родина — это такое место, где человек родился, а не такое, которое нужно завоевывать. Воины Арпада, которые прибыли сюда, как солдаты Кортеса и Писарро, были конкистадорами, покоряющими новый мир со всеми его вожделенными сокровищами. Тысячелетний юбилей венгерской истории, благодаря которому Будапешт сегодня красив и грустен одновременно, был не годовщиной крещения, как в Польше, но годовщиной вступления четырехсот тысяч венгров на землю, где они живут до сих пор, и ясно, что им ее уже никогда не покинуть, не обрести никакой другой отчизны. Крещение — событие второстепенное, вроде как каприз святого Иштвана, который короновался в 1000 году, а потом укреплял венгерское могущество и собственную святость в основном с помощью насилия, как часто случалось с заслуженными христианскими вождями.

В «Фести кёркеп»[126], огромном шатре, расписанном Арпадом Фести[127], можно увидеть, как все это происходило. Фести работал над панорамой в течение двух лет и в 1894 году, за два года до празднования венгерского миллениума, показал ее в Будапеште. Эта панорама имеет пятнадцать метров в высоту и сто двадцать в длину.

В центре картины вождь Арпад, тезка живописца, стоит на холме в окружении своих полководцев. Говорят, Фести в образе великого вождя венгров изобразил самого себя. Это известнейший фрагмент панорамы, многократно воспроизведенный в рекламных брошюрах, путеводителях, учебниках; сцена возвышенная и патетическая: Арпад на белом коне, в пышных доспехах — наряд его сотворен, видимо, диктатором тогдашней моды, Армани или Лагерфельдом раннего Средневековья; рядом с ним его воеводы, которые выглядят настоящими средневековыми celebrities. Этакие средневековые метросексуалы. Благородные красавцы устремили задумчивые взоры куда-то вдаль, вольготно рассевшись на огромных конях, хотя, казалось бы, лошади у азиатских захватчиков должны быть несколько поменьше. Белый конь Арпада игриво поднимает правое копыто, кокетничает. В этой части картины не видно другого белого коня, которого в нескольких метрах отсюда ведут на заклание, чтобы принести в жертву. Не видно и шамана, совершающего свои языческие камлания, не видно покоренных и плененных славян, ожидающих своего печального конца, не видно доблестных мадьяр, выволакивающих из шалашей нагих женщин, чтобы насиловать их и превращать в своих невольниц.

Арпад на холме не смотрит в будущее и не размышляет о венгерской судьбе — он просто с удовольствием наблюдает резню, которую устроили его воины. Делает то, что умеет лучше всего остального, — повелевает, захватывает, убивает. Он мастер своего дела. Ведь не думает же он, в самом деле, о том, что заложит здесь венгерское государство. Эта низина, на которую он только что въехал, — только остановка на его разбойничьем пути. Не исключено, что ему тут даже нравится, но он — номад, как и все его семь объединенных племен. Он должен мчаться вперед, завоевывать и побеждать.

Миф семи вождей решил развенчать режиссер Габор Херенди. Он снял фильм «Мадьяр вандор»[128], историческую комедию, которая стала главным кинохитом 2004 года. Это пресная комедия, нудная и не слишком забавная, но в ней все же предпринята попытка посмеяться над венгерской мифологией. Семеро вождей — Альмош, Элод, Онд, Конд, Таш, Хуба и Тёхётём, — проснувшись поутру с великого перепою кумысом, мучимые жестоким похмельем, видят, что остались одни, без своих племен. Вожди отправляются на поиски пропавших племен и весь фильм слоняются по Паннонии, разыскивая несколько тысяч венгров, с которыми сообща должны были участвовать в Обретении Родины. По пути они встречают славян, монголов и даже викингов, и только венгров почему-то нигде не видать. Семеро вождей из фильма Херенди — это не великолепная семерка бравых стрелков и не семеро самураев, а только семеро добродушных идиотов, хлещущих кумыс, поющих и пляшущих, будто парни из бойз-бенда. Один из них, Элод, правда, время от времени вырезает мечом из дерева самые знаменитые венгерские изобретения (таблетки витамина С, спички, кубик Рубика), но остальные вожди, начисто лишенные фантазии, не могут понять, какой от них прок. Фильм Херенди — это начальный курс истории Венгрии: участники азиатского бойз-бенда странствуют через века, становясь свидетелями главных событий в государстве, которое сами основали. Вожди встречают на своем пути короля Матьяша Корвина; Дожу Дьёрдя, ведущего взбунтовавшихся мужиков на бой с армией вельмож; воюющих с Габсбургами куруцев Ракоци, которые взрываются хохотом, узнав, что венгерских вождей семеро, потому что для них существует только один вождь — Ракоци; встречают на своем пути гитлеровцев и большевиков; играют в футбол с англичанами и выигрывают со счетом одиннадцать — два, но ловким англичанам удается выторговать проигрыш поменьше: шесть — три, то есть знаменитый счет 1953 года[129]. Только вот никак не удается вождям найти венгров, которых они должны были привести на эти земли. А может, венгры — это только миф? Может, никогда их тут и не было? Повернули своих коней и вернулись в Азию?