Читать книгу "Коварные алмазы Екатерины Великой - Елена Арсеньева"

И ладно, больше сил останется на ночь. Катрин ушла.

Зря ты это, парень. Всякую работу надо делать хорошо, даже если она тебе не по нутру. Задержал бы тогда Катрин – глядишь, и жив остался бы.

Хотя это вряд ли. Звездочка твоя давно уже погасла, и – раньше ли, позже ли – тебя стерла бы с лица земли не ненависть, так любовь, не любовь, так ненависть…

Париж, наши дни

На двери Армана был точно такой же золотисто-черный кодовый замок, как в подъезде на рю де Прованс. Эмма сняла там комнату для прислуги на другой день после того, как узнала, где работает Фанни. Сразу пошла в агентство недвижимости на пляс Републик и попросила найти самое дешевое, самое простое жилье в квартале Друо.

– Мало шансов! – заявил, играя глазами, молодой негр в белой рубашке, которая делала его кожу еще темнее. Вот странно: она отливала фиолетовым. Значит, лиловый негр Вертинского – не выдумка? А ладони у него были желтовато-розовые, словно нарочно выкрашенные… – Очень мало шансов.

Комната в квартале Друо нашлась. Разумеется, последняя, единственная.

– Невероятно, – пробормотал негр, всплескивая розовыми ладонями. – Поздравляю вас, мадмуазель!

И этот туда же. Мадмуазель!..

– Желаете посмотреть комнату? – Он откинулся на стуле так, что Эмма видела бугор, вспухший между бедер. – Если угодно, я лично отвезу вас туда, причем немедленно.

Ага, и что потом? Эмма представила его тело – лиловое, с этими розовыми ладонями и, конечно, розовыми ступнями. Бр-р, перебьешься!

– Нет нужды, – сказала она сухо, – я согласна на любую комнату. Давайте оформим документы.

Он так откровенно огорчился, что пришлось немножко поиграть с ним глазами на прощание, чтобы утешить. Да ладно, разве с нее убудет? Приятно получить еще одно подтверждение собственной неотразимости.

Нет, правда, с миром что-то случилось или это что-то в последние пять лет с ней? Она всегда нравилась мужчинам, но эти годы мужской мир натурально сходил с ума по Эмме Шестаковой. Даже в самой яркой, в самой ослепительной юности не приходилось видеть, чтобы мужики так откровенно шалели при ней. А теперь?..

Но у нее же морщинки! И волосы приходится красить, чтобы скрыть седину! И хоть она выглядит лет на десять моложе, чем на самом деле, но видно же…

Или у них у всех Эдипов комплекс, который они тщательно скрывают в любое другое время, пока не смотрят на Эмму?

Кстати, она не одна такая, во многих женщинах это есть, взять хотя бы Фанни или Катрин. Вот интересно, если бы им сесть втроем и обменяться впечатлениями, на чьем счету оказалось бы больше разбитых сердец? О да, соберись они втроем, эти три девицы под окном, им было бы что обсудить!..

Эмма нахмурилась, но тотчас тряхнула головой, отгоняя ненужные воспоминания. Не думать об этом! Не злить, не мучить себя попусту. Сейчас главное – отбиться от Армана.

На повороте площадки она оглянулась и увидела, что Шьен за ними не пошла – легла на коврик у громадного зеркала на стене холла.

Открыли дверь в квартиру. Ну и планировка! Крохотная прихожая с дверкой в туалет. Арка – выход в столовую, она же кухня, она же спальня, она же гостиная, то, что у французов называется студия. В углу той же студии газовая плита с вытяжной трубой, раковина, мойка и неудобный кухонный столик. Чуть поодаль низкий диван, стол с компьютером, еще один стол, уставленный какими-то плоскими разноцветными коробками. Одна такая коробка стоит прямо на полу, чуть не посреди комнаты. Третий столик – маленький, с проигрывателем и стопкой дисков, здесь же несколько фотоаппаратов. Мутное зеркало на стене, под ним тумба, покрытая пылью. Кроме этой пыли, головной щетки и еще низкой вазы с поблекшими иммортелями, на тумбе ничего. Раздвинуты дверцы большого встроенного шкафа – видны стеллажи с книгами, полки с бутылками и плечики с одеждой. Арман вдруг метнулся вперед и стыдливо закрыл шкаф. Дверцы сомкнулись с ужасным скрежетом, Эмму даже передернуло.

Окна, конечно, без штор, только бледно-серые жалюзи, от этого свет в комнате какой-то унылый. Вообще все здесь унылое, бледное, тусклое, неживое. И тем более яркими кажутся большие фотографии на стенах. Портреты женщин, нет, одной только женщины.

Очень красивое лицо. К чертам можно придраться, но это выражение страсти, полудетского восторга, безудержного веселья, которым оно светится, делает его прекрасным.

– Теперь ты понимаешь, после какого события я решил подождать и не давать Катрин доказательств нового увлечения Фанни? – Арман задумчиво ласкал взглядом фотографии.

Странно: все снимки как бы размыты, чуточку не в фокусе. Некоторые, понятно, сделаны в движении, как вот эта, где она хохочет, откинувшись, а на переднем плане – голова деревянного коня. Карусельная лошадка. Все другие фотографии как будто сильно увеличены с маленьких, такое впечатление, что лицо выхвачено из группы других. Женщина нигде не смотрит в объектив – не знала, что ее снимают?

Не знала.

Эмма вздрогнула, услышав за спиной звон гитары. Обернулась: Арман около проигрывателя, держит коробку от диска.

Длинное вступление, мучительный перебор струн, и вот обозначилась мелодия, а потом зазвучала песня:

– Bésame, bésame mucho,Como si fuera esta noche la ultima vez.Bésame, bésame mucho,Que tengo miedo perderte,Perderte otra vez.

Арман подпевал, слегка фальшивя, но хрипловатый голос его звучал так страстно, так самозабвенно, что у Эммы слезы выступили на глазах.

Гитары звенели, звенели…

Эмма резко вздохнула, но даже не попыталась вырваться, когда Арман обнял ее. Его губы скользнули по ее шее, его руки потянули с плеч куртку, потом забрались под свитерок. Он медленно раздевал Эмму, а музыка звучала и звучала:

– Я хочу, чтобы ты была рядом,Я хочу отражаться в твоих глазах,Ведь завтра, быть может,Я буду уже далеко,Так далеко от тебя!

Сам он не стал раздеваться, только джинсы расстегнул. Пока Арман двигался, и задыхался, и стонал, и молил ее, и проклинал, Эмма лежала неподвижно, вдыхая запах табака и каких-то горьковатых духов, исходивших от его свитера, и слушала музыку, и смотрела на смеющееся, счастливое женское лицо на стене.

– Bésame, bésame mucho…

Лицо этой женщины, блеск сжигавшей ее страсти, ее улыбка – что в ней? Любовь? Ложь? Солнце? Туман? Губы этой женщины припухли от поцелуев, волосы разметал не ветер, их разметала рука ее любовника, да вот она, эта загорелая рука с тяжелым металлическим браслетом на тонком запястье, вот она обхватила ее за плечи… Это все, что осталось от него на фотографиях, и не понять, кто он, где он, что с ним, с кем он теперь и с кем она?