Читать книгу "Посмотри на него - Анна Старобинец"

– А как происходила тогда сама процедура прерывания на позднем сроке? Делалась ли, к примеру, анестезия?

– Да. Но сначала вместе с анальгетиками также использовались седативные психофармакологические препараты. Это мы тоже изменили, потому что женщины потом говорили: “Я ничего не помню! Это был такой драгоценный момент, шанс сказать «прощай» моему ребенку, посмотреть на него – а теперь его нет, и у меня нет даже воспоминаний о нем!” Ушли годы на то, чтобы понять, что практически для всех женщин лучше увидеть мертвого малыша. Я множество раз говорила с женщинами, которые глубоко сожалели, что у них не было шанса посмотреть на него. У них потом были страшные фантазии на эту тему, они воображали своего ребенка в виде отвратительного монстра – особенно в тех случаях, когда известно, что были какие-то пороки развития. Тогда я подумала: возможно, им будет легче, если они вместо этого просто посмотрят на реального ребенка. Я не была уверена – просто предположила. Мы с коллегами обратились к англо-американскому опыту, почитали специальную литературу на английском. И все факты указывали на то, что я была права – женщинам так легче. С тех пор я сопровождала многих матерей, потерявших детей на большом сроке и согласившихся на них посмотреть. Девяносто пять процентов женщин были рады, что сделали это.

– В чем психологический механизм? Почему это помогает – увидеть своего мертвого младенца?

– Потому что это дает возможность осознать, что ребенок действительно существует и что он действительно твой. Это не какая-то жуткая фантазия или ночной кошмар – это твой ребенок, хоть и мертвый. А ты – действительно его родитель. И навсегда останешься родителем. Также очень хорошо дать имя этому ребенку. В Германии по закону малыш считается человеком, если его вес при рождении – 500 граммов и выше или если вес ниже, но он продемонстрировал после рождения признаки жизни – дыхание, сердцебиение. В этом случае родители обязаны получить на него официальные документы – свидетельство о рождении (и о смерти) – конечно, с именем. Однако с 2013 года они не обязаны, но имеют право, если хотят, получить официальные документы на малыша вне зависимости от срока беременности, на котором он умер, и от его веса. Они также могут сейчас пойти и получить эти документы на детей, которых они потеряли до 2013 года…

…Уже вернувшись в Москву, я выясняю, что российские медицинские критерии рождения человека во многом совпадают с немецкими. Однако, как говорится, “есть нюансы”. По закону РФ такими критериями являются срок беременности от 22 недель и вес новорожденного от 500 граммов. Если же срок меньше 22 недель или вес ниже 500 граммов, человеком он будет признан только после того, как окажется способным прожить более 7 суток после рождения. Во всех остальных случаях ребенок останется “просто плодом”. Его родители не смогут получить на него официальные документы – свидетельства о рождении и о смерти.

– Тогда же, в 90-е, мы пришли к выводу, что большинство родителей очень ценят какую-то вещественную память о своем малыше. Поэтому мы всегда стараемся при выписке вручить им фото ребенка и отпечаток ножки. Иногда мы также даем родителям маленькие одежки, чтобы они могли одеть своих малышей во время прощания. Например, мы часто используем маленькие спальные мешочки, чтобы хоронить в них малышей, и небольшой кусочек ткани может быть вручен родителям на память.

– Вы настаиваете на том, что женщине нужно посмотреть на ребенка?

– Нет, конечно, на этом нельзя настаивать, можно только рекомендовать. Я считаю, что доктор должен сказать родителям: “Вы можете посмотреть на ребенка, если хотите”. Он должен подчеркнуть, что это вполне возможно. Потому что большинство людей до сих пор уверены, что это либо запрещено – либо если даже не запрещено, то вредно. Я пытаюсь убедить их, что нужно в первую очередь прислушаться к своим чувствам и принимать решение в соответствии с ними. Если сразу после родов они не уверены, хотят ли увидеть малыша, я говорю им: “Вы не обязаны это решать прямо сейчас, у вас есть время, мы будем хранить вашего малыша здесь, в клинике, еще 2–3 дня”. На то, чтобы врачи выработали такой подход, ушло довольно много времени. В начале девяностых многие мои коллеги здесь, в “Шарите”, говорили: “Ой, это неправильно, это плохо. Родителям будут сниться кошмары после того, как они это увидят”. Но сегодня абсолютно все уже убедились, что да, для родителей лучше, если они в клинике вместе, и лучше, если они увидели малыша и с ним попрощались.

…Я слушаю ее и понимаю, что в подходе к прерыванию беременности по медицинским причинам Россия отстает от Германии на два с половиной десятка лет. Минимум. Ситуация, которая считалась нормой в Берлине 80-х годов, сейчас считается нормой в Москве образца 2016 года. И реформатора вроде Кристины Клапп у нас до сих пор нет.

– Что может психологически помочь женщине, когда прерывание в клинике уже позади? Для меня, например, это был период, когда я остро нуждалась в том, чтобы говорить о случившемся, а окружающие исходили из того, что мне нужно “побыстрее все забыть”.

– Во-первых, помогает официальная церемония похорон. Потому что это – уважение. Большинство женщин чувствуют себя лучше, если видят, что члены семьи демонстрируют уважение к их горю и их потере. Когда мать теряет ребенка, которому, например, годик или два, вся семья обычно сплачивается вокруг нее, чтобы утешить. Но когда это “просто плод”, родственники часто говорят, особенно раньше любили говорить: “Ну, это же был еще не ребенок”. Или: “Ты же молодая, родишь еще много нормальных детей”. Но от таких слов становится только хуже. Потому что этот малыш – это был твой жизненный план. Ты готовилась поменять ради ребенка свою жизнь на ближайшие 20 лет! А теперь его больше нет, и жизненного плана больше нет, и без этого плана тебе кажется, что твоя жизнь закончилась. Я сама потеряла малыша во время моей первой беременности, в 19 недель. Это случилось задолго до того, как я пришла работать в клинику “Шарите”. А второго ребенка я потеряла, когда ему было 18 лет. Поэтому я очень хорошо знаю то, о чем говорю. Не только как врач – у меня есть собственный опыт. Что я обычно говорю родителям, потерявшим малыша: период горя займет какое-то время. Никто не знает, как долго продлится горе, но, скорее всего, сменятся все четыре времени года, прежде чем станет легче.

– Да, так и было. Четыре времени года.

– Потому что это был ваш план, вы представляли себе все это: весна с младенцем, лето с младенцем, Рождество с младенцем и так далее… Потом горе начинает захлестывать вас время от времени, волнами. Когда вы видите кого-то с младенцем, вы чувствуете острую зависть. Некоторые родители буквально переходят на другую сторону улицы при виде чужой коляски. До определенной степени такое поведение нормально.

– Я некоторое время действительно избегала контактов с маленькими детьми, не встречалась с друзьями, у которых младенцы. Но я чувствовала себя виноватой. Что правильнее с психологической точки зрения: не мучить себя и избегать таких контактов – или, наоборот, преодолеть себя и заставить признать, что на Земле огромное количество живых младенцев и от всех все равно не спрячешься?