Читать книгу "Одноклассники smerti - Анна и Сергей Литвиновы"

Они договорились встретиться «с джином», когда по делу Коренковой выплывет еще что-нибудь новенькое. Дима положил трубку и задумался.

В принципе, кое-какая картинка не криминальной, конечно, драмы, а психологического очерка о безвременно погибшем таланте у него в голове уже сложилась.

Девочка — больше самоуверенная, чем способная. Ее мамаша — готовая на все, лишь бы сделать из ребенка «звезду». Ее учительница хотя и понимала, что таланта у ребенка нет, но долгие годы кормила Коренковых посулами о грядущей славе. Ее подруги — самые обычные девчонки, не имевшие никакого отношения к музыке… Милые забавы скучающих старшеклассниц. Запретные удовольствия вроде тайных сигареток или баночки джина с тоником на троих…

И Степан. Который сначала преданно носил неприступной Леночке портфель и ловил каждое ее слово. Потом, устав от роли пажа, переметнулся к более покладистой однокласснице. К его Наде. Спустя годы — когда звезда Коренковой померкла — вновь оказался подле нее. Жил в ее квартире. Делил с ней выпивку и постель. Потом непонятно зачем убил ее. И попытался хладнокровно скрыться.

Надька пусть вся на эмоциях, а права: непонятно, с какой стати Степану было убивать Коренкову? Пьяная ревность? Белая горячка? Но Дима припоминал: Ивасюхин хотя и смотрелся несколько потасканным, но на конченого алкоголика не походил. Не будет такой, даже если перебрал, убивать, потому что мозги сохранил. Проблюется себе тихонечко и спать пойдет. Вот Коренкова — та да, на любую глупость способна. Может, Елена его и завела? Разозлила, распалила настолько, что Степану ничего не оставалось, кроме как ее задушить? В состоянии, как говорится, аффекта?

Дима даже у Надежды спросил — та как раз на кухне крутилась, ужин готовила:

— Надь, а этот Ивасюхин ваш — горячий мужик?

— В каком смысле — «горячий»? — немедленно закраснелась подруга.

— В данный момент я не про секс, — усмехнулся журналист. — Имею в виду: завести его легко? Чтоб он, там, орать начал, мебель крушить?

— Да вообще невозможно, — отрезала Митрофанова. — Флегма еще та. Все бе-е да ме-е… Никаких эмоций. Мы с девчонками его снулой селедкой дразнили.

«Непонятно только, зачем тебе понадобилось эту снулую селедку у подруги отбивать», — мелькнуло у Полуянова.

Но спрашивать не стал — понимал, что новая , внезапно открывшаяся ему Надька все равно правды не скажет. Вместо этого поинтересовался:

— А вот скажи еще: у Степана в школе друзья были?

— Да был один, — пожала плечами Надька. — Такой же доходяга. Васёк Пшеницын.

— Из вашего класса? — навострил уши журналист.

Сегодня ведь, пока Надька на работе была, он раскопал в дальнем ящике стола ее выпускные фотографии. Долго вглядывался в напряженные лица одноклассников, читал фамилии под снимками. И никакого Пшеницына вроде бы среди них не было.

— Нет, он из параллельного, — тем временем ответила Надежда. — Они со Степкой на шахматах сошлись. Вечно, помню, трепались про всякие гамбиты да трехходовки. — В ее голосе прозвучало нескрываемое презрение.

— А я почему-то всегда считал, что ты шахматы уважаешь, — улыбнулся Дима.

— Шахматы уважаю. А дохляков — нет, — отрезала подруга. И строго добавила: — Дим, я, вообще-то, готовлю, а ты процессу мешаешь. Или иди отсюда, или лук порежь.

Он поспешно покинул кухню и, пока Надежда шипела луком и скворчала мясными отбивными, быстренько загрузил на лэп-топе свои базы данных.

Василиев Пшеницыных в Москве оказалось немало, но в Свиблове проживало только трое. А двадцать семь лет было лишь одному из них. Будем надеяться, это тот самый и есть.

Полуянов переписал в блокнот его домашний телефон и повел носом — отбивные, судя по всему, только что схватились поджаристой корочкой.

Он крикнул в сторону кухни:

— Надь! Ужинать скоро будем?

— Через десять минут! — откликнулась она. — Иди пока хлеба порежь!..

Семья, блин, семья. Вкусно — но так предсказуемо…

— Нет, Надька, мне еще один звонок надо сделать! — отмазался журналист. Закрыл от соблазнительных запахов и Надиных ушек дверь и набрал номер Пшеницына.

Недовольный женский голос ответил ему после первого же гудка.

— Могу я поговорить с Василием Пшеницыным? — бархатно поинтересовался Полуянов.

— Он спит, — отрезала дама.

Самое, конечно, время спать — ранний вечер, Дима в кои-то веки домой точно по КЗоТу явился.

— И когда он проснется? — кротко спросил журналист.

— К восьми должен. Ему на смену к девяти, — сухо пояснила собеседница.

«До чего трогательно! — возликовал про себя Полуянов. — Кто-то еще в ночную смену работает!»

Он сказал тетке, что перезвонит через часик, и отправился дегустировать Надюхин ужин. А между салатом и нежной отбивной как бы между делом он спросил:

— Надь! Помнишь, ты мне про Степанова друга говорила, про того шахматиста, Пшеницына? Он что, на заводе работает?

Та аж поперхнулась:

— Я говорила, что на заводе?!

— А что? Самое, по-моему, место для доходяги. Чтоб в настоящего мужчину превратиться, — усмехнулся журналист.

— Да ладно, Дим. Соцреализм сейчас не в почете, — улыбнулась Митрофанова. — А Пшеницын в казино работает.

— В казино?

— Ну да. Он ведь всегда играть любил. Хоть в шахматы, хоть во что. Карпова с Каспаровым из него не вышло — только и остается теперь смотреть, как другие играют. В смысле, карты им сдавать, — хмыкнула Надежда.

— А ты, Митрофанова, оказывается, язва, — задумчиво сказал Дима.

— У тебя учусь, — пожала она плечами. Лукаво улыбнулась и добавила: — Чтоб ты со мной не заскучал! — И предложила: — Хочешь еще отбивную?

Отказываться Дима не стал.

* * *

Доходяга Пшеницын на встречу с журналистом согласился без проблем. Предложил встретиться сегодня же, в десять вечера. Сказал:

— Время самое удобное. Я как раз дилеров на ночную смену заряжу и стану посвободней. Сможем с тобой спокойно кофию тяпнуть.

Полуянов не сильно разбирался в казиношной иерархии, но раз человек «заряжает» дилеров, значит, не такой уж он и доходяга. К тому же обычный, заурядный служащий приглашать на рабочее место журналиста не осмелился бы — вдруг начальство его не одобрит? А Пшеницын, видно, сам себе начальник. Неплохо устроился выпуск 1997 года! Ирина Ишутина носит титул самого молодого в стране риелтора, ее школьный знакомый заправляет в казино. Да и Надюха не сегодня завтра станет начальницей зала в крупной библиотеке, а там и до зама директора недалеко.

«Один я — несчастный, нищий журналюга», — ернически подумал Полуянов, копаясь на полке, где лежали галстуки. Дорогих среди них было — раз, два и обчелся, да и те заляпанные. Но нужно все же подобрать. Российские казино — это, конечно, не Монте-Карло, но прилично выглядеть не помешает.