Читать книгу "Осколки великой мечты - Анна и Сергей Литвиновы"

В итоге после некоторых колебаний Вера подписалась под письмом своей настоящей фамилией (только должность себе присвоила совсем чужую):

Главный редактор издательства «Морское дело»

Вероника Веселова

Но, конечно, не ради восстановления памяти погибших разослала Вера эти письма. Она преследовала совсем иную цель. «Со времени катастрофы, – думала она, – прошло почти шесть лет. Шок и ужас давно миновали… Плохое забылось. Хорошее подернулось розовым флером… А люди – существа тщеславные. Их хлебом не корми, дай увидеть свою фамилию (а пуще того – фотографию) напечатанной. Поэтому те, кому нечего скрывать, напишут мне. Обязательно напишут… И фото свои пришлют… И вот тех, кто мне ответит, я из своего списка вычеркну… Раз ответил – значит, ему нечего скрывать… Ответил – значит, невиновен… А может, кто-то мне напишет, что видел, как убивают папу и маму… У меня появится лишний свидетель… Лишнее доказательство… И еще… На это, правда, рассчитывать трудно, но каких только чудес не бывает… Вдруг убийца окажется неосторожным – или тщеславным? И он пришлет свои воспоминания? Разумеется, вымышленные, обеляющие себя? А к ним приложит собственную фотографию?.. Тогда все будет совсем просто: его-то лицо я запомнила очень хорошо… Слишком хорошо…»

Итак, одинаковые депеши Вера разослала по всем «нахимовским» адресам в январе девяносто второго года.

Сорок семь писем возвратились с пометкой: «Адресат выбыл». Однако в то же время Вера стала получать и ответы, и фотографии. К сентябрю девяносто второго их оказалось даже больше, чем она рассчитывала. В общей сложности 388 писем, с мемуарами, порой весьма подробными, и фотографиями.

Среди тех, кто откликнулся, убийцы, судя по фото, не было. Однако на это Вера не особо и рассчитывала. Слишком просто бы все оказалось…

Значит, 388 человек, ответивших ей, можно было вычеркивать из списка. Убийцу следовало искать среди оставшихся.

Искать – но как?

Послать повторное письмо с той же просьбой? Додолбить людей своей настойчивостью? Ну, получит она еще десять, ну двадцать писем в ответ… Еще десять-двадцать человек вычеркнет из списка… Нет, это не выход…

Или – лично объехать каждый из оставшихся адресов? Но сколько времени на это уйдет!.. Жертвы «Нахимова» проживали не только в Москве, Питере или на Волге, но и на Украине, в Казахстане, на Урале и даже во Владивостоке!..

Нет, новая атака в лоб не получится. А никаких оригинальных идей по поводу поиска убийцы у Вероники больше не было.

Значит, решила она, надо оставить пока все как есть. Решение придет само. Надо только подождать… Опять – ждать… Но жизнь уже научила ее терпению.

Тем более что дел у Вероники хватало.

Приготовлением пищи, уборкой в коттедже, стиркой по-прежнему занималась Антонина Елисеевна. Она и жила здесь, в гостевых комнатах на третьем этаже. Однако выяснилось, что дом – совсем не городская квартира. Он, словно маленький Васечка, требовал не механического бездушного ухода, а любовного, ласкового призора. До переезда Веры дом Баргузинова выглядел, будто дача советского образца, предназначенная для партийных бонз: добротно и казенно. Вероника принялась наводить уют – в своем понимании этого слова. На полках появились любимые книги и безделушки. Вера сменила одинаковые, словно в гостинице, занавески. Теперь гардины всюду были разные: веселые яично-желтые – в гостиной; украшенные мишками, паровозиками и зверюшками – в детской; красновато-страстные – в спальной. Даже игрушки, разбросанные там и сям Васечкой, придавали коттеджу уютный, жилой вид.

Вера наняла работягу из ближайшего поселка – тот скосил буйную траву во дворе и еще дважды за лето приходил подкашивать. Она разбила пару клумб с розами, цинниями и любимыми хризантемами.

К тому же в огромном доме постоянно что-то выходило из строя: то ломалась ступенька в лестнице на второй этаж; то засорялись трубы; то начинал гудеть камин. Вера либо напрягала с починками Баргузинова, либо (что бывало чаще) вызывала из поселка умельцев.

Порой Вероника поражалась самой себе: как она могла прожить два с лишним года, занятая лишь делом, числами, деньгами? Лишенная простых радостных хлопот: о сыне, о собственном доме, об уюте?

Наконец она взялась и за учебу. Надо было получить диплом: иначе к чему она мучилась предыдущие пять лет? Последние два года, занятая бизнесом, она появлялась в вузе только на зачеты и экзамены. Большинство преподавателей ставило ей «хорошо» и «отлично» за красивые глаза – а пуще за малую продуктовую мзду: оковалок сыра, банку черной икры, литровую бутылку экспортной «Столичной»… Теперь по своей привычке все в жизни делать хорошо Вера нагоняла курсы, упущенные ею за период кооперативной горячки. Готовилась к госэкзаменам, писала диплом.

Порой оставляла Васечку на Антонину Елисеевну и отправлялась на своей черной «девятке» в институт. Триумфально подруливала к главному входу, шла на консультацию к профессору – руководителю дипломного проекта…

В институте все уже забыли о скандале со старшим Васей и доцентом Полонским. Никого знакомых в вузе не осталось. Жанка и Зойка защитили дипломы год назад. В их общежитской комнате (из ностальгии Вера однажды заглянула туда) жили совсем чужие, юные девчонки…

В сентябре девяносто второго Вера, без всяких взяток и подношений, защитила диплом. На пятерку, между прочим. Исполнилась наконец-то мечта покойных родителей: она стала инженером-электронщиком.

Но на что годился нынче ее диплом и ее знания? Что ей прикажете теперь с ними делать? Ехать на самарский военный завод? Чтобы получать пять-семь долларов ежемесячной зарплаты?.. Идти в подмосковное секретное КБ – на десять долларов?.. После кооперативной вольницы работа за гроши «на дядю» нимало не привлекала Веронику. Как мама маленького ребенка, она без труда получила свободное распределение.

Одновременно с защитой диплома заканчивалась ее временная прописка в Москве. Вера вроде бы мимоходом обмолвилась об этом Баргузинову. Тот только рукой махнул: «Кого трясет чужое горе?» Замуж, однако, не позвал. Он вообще ни разу пока не предлагал ей замужества. Ни до, ни после ее вселения в особняк.

А она и не понимала, хочет ли за Баргузинова замуж. Не чувствовала она к нему той отчаянной, всепоглощающей любви, как к Полонскому. И не испытывала того полужертвенного снисхождения, какое заставляло ее быть вместе с покойным Васечкой, столь любившим ее…

Что она чувствовала к Баргузинову? Уважение – да. Опаску – тоже. И еще – ей было хорошо с ним в постели.

Но… Довольно ли этих чувств для того, чтобы жить вместе? А если уйти от Баргузинова – что остается ей тогда? Опять пробиваться, самой добывать хлеб насущный? И что с ней будет, если однажды гражданский муж просто выставит ее вместе с Васечкой за дверь?

Все чаще она проводила ночи без сна. Думала. Прислушивалась к ровному дыханию Васечки. Иногда сын вдруг вскидывался, начинал бурно шевелиться, кричал во сне: «Кошка, кошка!..» – и лягал одеяло.