Читать книгу "Моя шоколадная беби - Ольга Степнова"

– Что?

– Как консьержка.

– В смысле?

– В декрет!

– Ой!

– Вот те и «ой»! – гордо заявила Верка. – И не спрашивай, кто отец. Не скажу.

– Не спрошу, – засмеялась Катя, хотя ещё утром была уверена, что смеяться не сможет уже никогда в жизни.

– Только Зойке не говори! – прокричала вслед Верка.

Она ключом нашарила замочную скважину и подумала вдруг, что очень боится заходить в квартиру. С чего она взяла, что такой мерзавец, как Матушкин, послушается её приказа и покинет квартиру?.. Или нет, вдруг он действительно ушёл, а в доме хозяйничает неведомая Марина?

Она повернула ключ, но дверь изнутри удержала цепочка.

– Эй, прислуга! – крикнула Катя и, прислонившись ухом к образовавшейся щели, послушала тишину. Было слышно только, как тикают настенные часы в коридоре.

– Эй! Мат-Мат! – неожиданно для себя выдала она производную от имени и фамилии Матушкина и затрезвонила в звонок.

Женственно прикрываясь халатиком, в прихожую выскочила миловидная блондинка. Увидев в щель Катерину, она жеманно ойкнула, грациозно вкрутилась в халатик, и откинула цепочку с двери.

– Ты кто?! – вылупила Катерина глаза. У блондинки были шикарные волосы цвета спелого абрикоса, макияж «а ля Мэрилин Монро» и образцовый педикюр на ногах. Педикюр Катерину добил. – Ты кто? – повторила она и уставилась на аккуратную грудь традиционного третьего номера, обтянутую синим халатиком.

– Дед Пихто, – буркнула блондинка голосом Матушкина и походоном матроса на палубе пошла на кухню.

– Ты… ты…, – задохнулась Катя и, не разуваясь, помчалась за ним… за ней. – Ты… Я сказала тебе – проваливай!

– Да? – Дама с педикюром помешала что-то поварёшкой в кастрюле. – Ты этого не говорила!

– Я написала записку!

– Какую записку? – блондинка задрала красиво нарисованные брови вверх.

Катерина поняла, что эту игру она проиграла, и почему-то почувствовала облегчение.

Она не одна в большой квартире на поднебесье, и это главное.

– Где ты научился так краситься?!

– В плохих компаниях, разумеется. Хочешь супчику с фрикадельками?

– Чёрт, но почему…

– От тебя воняет отвратно. Иди в душ, дорогая!

– Почему ты решил…

– Не чешись и не садись в грязном платье на стул. В ванную, в ванную, беби! – Скандально-визгливые интонации у него здорово получались, и Катерина послушно попятилась к двери ванной.

– Где ты взял эти волосы? Откуда бюст и синий халат?!

– Всё лежало в твоём шкафу. Ты же сама написала: «в шкафу найдёшь какую-нибудь одежду». Там была только женская одежда, беби! Халатик совершенно новый. Тебе его подарили, наверное, а ты засунула подарок подальше, потому что синий цвет тебе не идёт. Парик лежал в самом дальнем углу, грязный и неухоженный. Я отстирал его, причесал. Вспомни, наверняка ты купила его в приступе острого любопытства увидеть себя блондинкой! Такой приступ бывает хоть раз в жизни у каждой бабы, даже у темнокожей!

– Всё-таки ты прочитал записку!

– Какую записку? – Он засмеялся, соблазнительно приоткрыв алый рот. – Грудь я тоже нашёл в шкафу. Видимо, ты одно время маялась иллюзией, что твои прелести слишком малы, накупила лифчиков с поролоном, а они отлично держат формы, даже если их нет! – Мэрилин Монро пальцем надавила на выпуклость, поролон с шумом вдавился, замер неприличной воронкой, и нехотя распрямился, образовав правильной формы вулкан.

Катерина молча развернулась, зашла в ванную, быстро разделась и запинала грязное платье в угол. Больше она его никогда не оденет. Впрочем, теперь у неё есть домработница, пусть постирает и заберёт себе.

Она залезла под душ – просто не было сил ждать, пока ванна наполнится. Тело болело от грязи, укусов, расчёсов, усталости. Сколько, интересно, нужно стоять под проточной водой, чтобы этот запах ушёл?

Дверь ванной открылась, на пороге стояла Мэрилин Монро.

– Выйди.

– Нет.

– Да.

– Фиг! Где ещё такое увидишь?!

– Тогда закрой рот.

– Надо же, мы так с тобой кувыркались, а всю тебя я увидел впервые.

– Заткнись и постирай моё платье.

– Хорошо, госпожа! – Он подобрал платье с пола, сунул в стиральную машину и безошибочно нажал нужные кнопки. Машина тихонько заурчала.

– Освоился, – усмехнулась Катерина.

– Ещё бы. Приятно пожить в комфорте.

– Почему ты не спрашиваешь, где я была? – Катерина, намылив мочалку, стала тереть плечи и грудь.

– В тюрьме. Это знают даже дворовые кошки.

Катерина начала так драить живот, словно это была грязная сковородка. Клочья пены попали на лицо Мэрилин Монро. Матушкин смахнул их со лба и кончиками пальцев так потрогал накрашенные ресницы, словно этот жест был у него в крови.

– Это знают даже дворовые кошки, – повторил он. – Здесь был обыск!

– Где?

– Здесь. Как я понял, искали какую-то шляпу. Как я понял, твоего Роберта замочили. Как я понял, подозревают тебя! Что я тебе говорил?! Очень тёмная это история.

– Чёрт! – Катерина отшвырнула мочалку, села на край ванны и разрыдалась.

Матушкин мочалку подобрал и начал тереть ей спину. Чем громче она рыдала, тем сильнее он тёр. Чтобы он не содрал с неё кожу, Катерина затихла. И зачем-то залпом, запоем, выложила ему всё: про то, как обнаружила мёртвого Роберта, как её видели в шляпе, про завещание, про диктофон, про юнца с дурацким именем Март, про очки без диоптрий, про Лазаря Соломоновича, про камеры наблюдения, про кадык и про омерзительных клопов.

– Хочешь супчику с фрикадельками? – спросила Монро голосом Матушкина.

– Где ты взял фрикадельки?

– Слепил из фарша.

– Где ты взял фарш?

– Купил в магазине. Ты написала: «еда в холодильнике», но там не было никакой еды. Только макароны в пачках. Зачем хранить в холодильнике макароны в пачках?

– Ну, нужно же там что-то хранить, – засмеялась Катя, размазывая по лицу слёзы вперемешку с водой. Это было здорово – сидеть в ванной с Мэрилин и обсуждать, как по-дурацки она строит свой быт. – И вообще, где ты взял деньги?

– В шкафу! Под бельём! – захохотал Матвей, как будто Мэрилин могла так громко и так заливисто гоготать. Он поймал Катерину полотенцем, стал вытирать, и Катерина подумала вдруг, что таким он ей очень нравится – с педикюром, алыми губами, накрашенными ресницами, грудями-вулканчиками, и в хорошо простиранном парике. Ей нравится, что только она знает, какой он… без лифчика.