Читать книгу "Я живу в этом теле - Юрий Никитин"

– Ладно, уговорил. Неудобно только сообщать… чтобызаехали по такому адресу…

– …какой ты клялась забыть, – засмеялся я.

– Я этого не говорила! – вскричала онанегодующе. – Макеев тебя и сейчас уважает!

– Тогда в чем проблема? – удивился я.

Она фыркнула, отвернулась. По экрану двигались ее любимыеведущие, гремела отвратная музыка, вопли, дурацкий хохот за сценой, а я ощутилсебя несколько легче, защищеннее, словно это слабое существо в самом деле можетменя защитить от самого страшного, что меня ждет, – небытия.

Второй раз с такой же сокрушающей мощью тоска нахлынула,когда ужинал. Снова со страшной отчетливостью ощутил, что скоро все этоисчезнет. Меня не станет, никогда уже я не смогу почувствовать вкуса борща,жареного мяса, горячего кофе… Раньше вспоминал о смерти только перед сном.Когда темно, когда можно углубиться в себя. А сегодня впервые ощутил своеблизкое исчезновение при ярком свете, погрузившись в теплую воду ванной, и вотопять… Или это приходит тогда, когда мозг ничем не занят и я могу отдаться о щу щ е н и ю?

В полночь Лена, помню, обычно переключала телеканал, какойбы мексикано-украинский сериал ни шел, на свой любимый, криминальный. Там втечение пятнадцати минут очень коротко перечисляли и показывали истекающихкровью жертв при дорожных авариях. Обычно ребята с телекамерами успевали такбыстро, что телезритель вживую видел, как распиливают сплющенные автомобили,выволакивают истекающие кровью останки, сами определяли, кто уже мертв, ктоумрет по дороге в больницу, а кто выживет…

Показывали сбитых автомобилями, раздавленных. На экране вовсюполыхали пожары, в которых горели бомжи, но иногда и жители респектабельныхквартир. Еще в день по три-пять убийств, обычно пьяные разборки, но иногда иэффектные заказные убийства.

Сейчас она тоже не изменила своей милой привычке. Мы лежалив просторной общей постели, друг друга не трогали, почти брат и сестра, ее рукапощелкала пультиком, и отсвет пожаров и пролитой крови упал на ее милое лицо.Я косился на нее, видел, как под пухлыми губами скрываются острые зубкиуниверсального хищника.

– И что тебе там нравится? – спросил я. Онаудивилась, не отрывая глаз от экрана, там санитары бегом пронесли на носилкахзалитое кровью тело.

– Ты чего? Раньше и тебе нравилось!

– Было, – пробормотал я.

– Ну и что вдруг?.. Правда, сегодня как-то мало убитых…И на пожаре никто не сгорел. Скучно.

– Зато на дорогах погибло семеро, – сказал ясаркастически.

– Это да, – согласилась она обрадованно, создоровым блеском в глазах. – Особенно когда эти две иномарки на полномходу лоб в лоб!.. Не помогли все эти хваленые ремни безопасности, подушки…

– Лобовой удар, – пробормотал я. Плечи моипередернулись. – Они даже не успели почувствовать боли… наверное.

– Это вряд ли, – заявила она авторитетно. –Это в «жигуленке» бы сразу, а здесь все-таки иномарки… Вон тот спасатель говорил,что еще слышал стоны, когда резали машину, чтобы извлечь тела!

Высветились благодарности спонсорам и фирме, чтопредоставила костюм ведущему. Видать, совсем обнищал, бедняга, в лохмотьяхходит. Я отвернулся к стене и закрыл глаза. Лена осталась ожидать программу,которая собирала несчастные случаи за сутки по всему миру. Там крови целоеморе, если в Москве за день десять человек, то сколько на всей этой планете…

На запястье едва слышно тикало. Чтобы не пытаться понятьспросонья, который час, я не снимал часы даже в постели. Сейчас тупо смотрел нациферблат, не понимая, почему вдруг стало тревожно, а от нехорошегопредчувствия защемило в груди.

Часовая почти стоит, минутная движется едва-едва заметно, носекундная стрелка бежит резво. И все время только вперед! Вот пять секунд… вотдесять… пятнадцать… двадцать две… И даже если я сплю, если просто лежутупо, не живу, так сказать, она все время бежит и бежит… Я не знаю, как ееостановить, и пока, насколько знаю, никому не удавалось. Время шло, когда Цезарьвел легионы на Галлию, когда моему деду стукнуло двадцать лет и он решилжениться, идет сейчас и будет идти потом, в году двухтысячном, в трехтысячном,стотысячном… Может быть, тогда и людей уже не будет, а если будут, вспомнят линас?

Я ощутил боль в груди. А что мне до того, если и вспомнят? Яуже не буду быть.

Меня не будет.

И в третий раз эта леденящая тоска нахлынула, когда я почтизаснул, когда тело расслабилось полностью, уже чувствуя, как в него входит этотзагадочный сон. Неужели исчезнет весь сладкий мир, я не буду слышать запах кожиэтой женщины, ее волос, обхватывать ее собранное в комок тело, не услышу тихогосопения. Никогда не услышу, никогда… Потому что исчезну я, исчезнет она…

Я стиснул зубы, обхватил Лену так крепко, что онапроснулась, сказала с сонным удивлением:

– С чего вдруг так возбудился?.. Спи, уже поздно.

– Спи, любимая, – прошептал я, и черная мгла чутьотступила, хотя я видел, как она поглощает углы комнаты, наступаетзлорадно. – Спи. Я люблю тебя.

– И я, – прошептала она сонно. Подвигала задом,устраиваясь в объятиях поудобнее, теплая и мягкая, такая домашняя ипододеяльная, чмокнула губами, не раскрывая глаз, и снова засопела тихо идовольно.

Я обхватил ее, такую нежную и мягкую, это называлось спать«ложечкой», по телу прошла блаженная волна расслабления. Мозг началзатуманиваться, я уже ничего не видел, не чувствовал, кроме того, что лежу втеплой постели и что сознание угасает, угасает, угасает…

Ледяным ветром смерти дохнуло так ясно, что по всему телукожа вздулась крупными пузырями. Я вздрогнул, сжал теплое тело в объятиях стакой силой, что оно мявкнуло и протестующе дернуло локтем. Но ведь сознаниемое и так умирает каждую ночь! Или впадает в такое странное состояние, когда сним что-то делают, творят, подправляют, а потом утром я просыпаюсь, помняурывки каких-то странных видений. Вроде бы все тот же человек, но на самом делеиной, подправленный… Или вовсе иной, не считающий себя все тем же?

Осторожно, стараясь не разбудить это теплое ласковоесущество, я выбрался из постели, заботливо укрыл ее округлое плечо одеялом.

Она почуяла, спросила сонно:

– Ты куда?

– Чаю много выпил, – ответил я, – сейчасвернусь, спи.

Я зашлепал в сторону туалета, свернул на кухню. В окно падалслабый свет от многоэтажного дома напротив. Вдали противно скрипнули тормоза,едва слышно простучали колеса далекой электрички. Две трети окон уже темные,там тоже…

Холодок ужаса прокатывался по телу, пытался проникнуть вмозг. Я старательно отгонял, начиная пристально рассматривать посуду на кухне,аккуратно поставил чайник на плиту, повернул вентиль и поджег газ.